Впечатляющий пик (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Падаю на стул, чувствую себя паршиво.

- Ты баба красивая, найди себе другого мужика и оставь нас в покое.

Жанна встает со своего места, подходит к шкафу в коридоре, который видно в открытой двери. Мне дает веник, сама берет швабру.

- Я вас не трогаю, - медленно сгребает то, что я натворила, - и за это твоему кабелю придется заплатить, - указывает она на разбитые лекарства.

- Держись от нашей семьи подальше, поняла?

Когда я произношу слова «семья» Жанна заразительно смеется.

- Он тебя не любит, скоро вернешься в свою прежнюю семью, к маме и папе, когда наиграется.

- Это ещё почему? – стул подо мной становится слишком твердым.

- Потому что я знаю, как он смотрит, когда любит по-настоящему. Видела, не так уж давно это было.

Следующая жалкая фраза вырывается сама собой, нельзя так говорить, но я слишком много пережила сегодня.

- Я не понимаю...

- Он Марину свою любит и всегда любил.

- Кого? – это тоже непроизвольно.

- Ха-ха, - Жанна заливается очередным приступом противного смеха, - он тебе даже не рассказал? – она смотрит на меня снисходительно. – Что ты вообще о нем знаешь, кроме размера его впечатляющего хрена? Мать Стеши, свою бывшую жену, или ты думала, что он Стешу в капусте нашёл?

- Но я считала, - хмурюсь, Жанна застала меня врасплох.

- Он тебя хочет, с этим сложно поспорить. У тебя шикарное молодое тело, ты раскрепощённая и, по всей видимости, пока его это очень заводит, но однажды твоё место займёт другая. Просто таких как ты, здесь раньше не водилось. Я была с ним дольше всех, не знаю, наверное, у нас много общего, обычно блондинки менялись чаще.

Мне становится дурно, как будто я снова отравилась угарным газом.

- Я не понимаю, - еще одна ошибка.

- О, я вижу ты полагала, что с матерью Стеши случилась грандиозное несчастье, о котором в семье не принято говорить вслух? Сорвалась с горы или смыло цунами? Спешу тебя разочаровать. Она бросила его и свалила в город. Здесь Марине было скучно и одиноко.

Я замолкаю, чувствую себя идиоткой. А ведь действительно, взял к себе домой, но ничего никогда не рассказывает о том, что случается или случалось раньше, ничего не обещает, только бесконечно трахает, как ему захочется. В этом Жанна права.

- Марина была сучкой, - отряхивает руки Жанна, перешагивая через битое стекло, - только Глеб этого не видел. Близко я с ней знакома не была, но на него любовалась с первой минуты. Думаю, что поначалу, он был с ней таким же диким и страстным, как племенной жеребец. Она ведь очень красивая, очень, гораздо красивее нас с тобой. Ей всегда нужен был кабель, настоящий, горячий, а Глеб Дмитриевич таким и был, пока не влюбился. Это и погубило их брак, ему стоило шлепать ее по заднице, а не гладить по голове.

Меня тошнит от мысли, что он делал это с другими женщинами, мне становится душно, оттягиваю воротник. Ревность и боль переплетаются в тугую цепочку.

А Жанна все не затыкается:

- Вот тогда, где-то между беременностью и родами, все и началось. Он стал смотреть на неё взглядом преданного песика или верного щеночка. Он в прямом смысле носил её на руках, боготворил, сдувая пылинки. Она, как и ты, была моложе его. Глеб Дмитриевич растворился в своих чувствах. Некоторые женщины счастливо принимают любовь, благодарны за неё, а другим становится скучно, она их раздражает, вот Маринка и заскучала, особенно учитывая специфику нашей профессии. И однажды она просто сбежала, бросив его с ребёнком. По слухам наговорила ему всякого перед отъездом. Он пытался её вернуть, но все было тщетно. И когда стало понятно, что монашкой в городе она не ходила, подал на развод. С тех пор они со Стешей неразлучны.

Шаркая метлой по полу, Жанна сгребает мусор в кучу.

- Но как она могла бросить своего ребёнка?

Оставляя метлу на полу, она подходит к своей сумке, достает пачку сигарет. Не знала, что она курит. Похоже, я ничего не знала.

- Понятия не имею, - закуривает Жанна, приоткрывая форточку, - не знаю, как она могла бросить своего ребенка.

Растерянно сжимаю веник, дубину давно бросила, а Жанна неожиданно откровенничает. Почему-то мне кажется, что рассказать ей об этом некому.

- Я бесплодна, пуста, как жестяное ведро, врачи давно поставили на мне крест, - стряхивает пепел в окно, усмехаясь, разглядывает улицу. - Думала мужик с ребёнком для меня самый лучший вариант. Выхаживала его, в очереди стояла, пока не появилась ты и не похерила все и вся своей юной упругой задницей. Ненавижу тебя, видеть тебя не могу и то, какой он с тобой живой. Ведь ты же любого парня можешь открутить, вся жизнь впереди? Сдался он тебе?

Хочется заткнуть уши и скрутиться в комочек, как в детстве спрятаться на папином плече.

- Дело не в этом, - безразлично отвечаю, - он тебя не любил, ты сама это знаешь.

Жанна резко оборачивается:

- Но и тебя он не любит! Просто трахать нравится больше, ты фигуристей и моложе. А любит он Марину, до сих пор любит, поэтому даже разговаривать о ней не может. Без ума от неё, я в этом уверена. Такие мужики любят один раз, а потом выдирают эту женщину с мясом из своего сердца.

Только сейчас понимаю, как сильно болит рука, смотрю на рану - ожог хрен знает какой степени. По телу пробегает противный холодок, в чем-то Жанна права.

- Он говорил тебе, что любит? Вообще признавался хоть в чем-нибудь кроме того, что хочет тебя до звона в штанах?

Пропускаю её слова мимо ушей.

- Я не верю, что Глеб Дмитриевич любит женщину, которая бросила своего собственного ребёнка ради гулянок в городе. Он Стешу больше жизни любит.

- Ну-ну, утешай себя, милочка. Надежда умирает последней, - пускает струю дыма Жанна прямо в форточку, печально разглядывая горизонт.

Раздавливая подошвами стекло, я иду к выходу.

Жанна окликает меня:

- Ты знаешь, что обозначают его татуировки на груди? Почему он набивает птиц?

Отворачиваюсь, ответа на этот вопрос у меня нет.

Жанна громко вздыхает:

- А Марина, я уверена, знала.

Из шкафчика вываливаются бутылочки, что едва держались на краю, слышу, как разбиваются вдребезги, точно так же, как мое сердце, по осколкам которого, я иду к выходу.

- Эй, кто-нибудь! - орет Жанна мне в спину. - Обработайте ей руку!

Чувства дарят счастье или точат изнутри, тихонько уничтожая. Я смотрела на Глеба, понимая, что как только ему надоест моя компания, мне будет очень больно.

- Как твоя рука? - привычно подходит он ко мне сзади, целуя в шею.

Мне нравится, мне очень приятно, но я больше не могу расслабиться и вспыхнуть, как раньше. Ведь у женщины все идёт из головы, а в моей голове застряли слова Жанны. Непрошеным гостем поселился рассказ о бывшей жене, меняющихся блондинках и любви, которая уже была. Я где-то читала, что человек любит в жизни только один раз, а после ищет похожих. Вот Глеб Дмитриевич и нашел молодую блондинку. От этих мыслей можно сойти с ума. Иногда мне кажется, что Жанна наговорила гадостей специально, чтобы рассорить, но потом замечаю, как он замкнут, а оживает рядом со мной, только когда дело движется к интиму.

В чем-то она права, я его совсем не знаю.

- Ещё болит, - отвечаю равнодушно и тихо, - я пойду спать, ладно? Выпью таблетку и постараюсь уснуть.

- Ты молодец, ни один ребенок не пострадал, - касается он моего здорового плеча, - я тобой горжусь.

Спокойно улыбаюсь, покидая кухню. Лучше бы этого вообще не было. Пожар мог нанести кому-то из детей серьезную психологическую травму. Меня беспокоят собственные чувства. Ведь это я смотрю на него щеночком, о котором говорила Жанна. Это я порчу наши отношения, теряясь в догадках. Это я ревную к прошлому. Мне нужно хоть что-то, совсем чуть-чуть, и тогда я успокоюсь.

В темном коридоре между залом и кухней вижу его черные глаза, строгие и очень внимательные. По его лицу понять ничего не возможно.

- Что означают птицы на твоей груди?

Он меняется, хмурится, опуская голову.