Наперекор (СИ) - Крон Марта

— Причин может быть много, – задумывается Аристарх Семёнович. — Некомпетентность врача, ошибка в лаборатории. Как она себя чувствовала вчера?

— Нууу… — напрягаю мозг, чтобы хоть что-то вспомнить, но от потрясения он стал как желе. – Она говорила, что голова болит, и слабая была… да я не знаю, мы проспали всю дорогу до дома, – сокрушённо провожу ладонью по волосам.

— Что ж, сейчас нам остаётся ждать, когда препараты стабилизируют состояние, а дальше будем решать что и как, – с холодной уверенностью заявляет мужчина, хлопая по моей руке. – Доверься мне, Ян, я её поставлю на ноги.

— Спасибо, – с благодарностью смотрю на проверенного годами семейного врача, и в душе теплится надежда.

— Аристарх, к ней можно? – встревает не менее встревоженный отец.

— Ты что, Марк? Ещё я вас в инфекционный блок не пускал… — насмешливо восклицает врач и вскидывает руку, чтобы проверить время на часах. – Так, друзья, мне нужно бежать. Впереди ещё сложная операция, – и заметив наш с отцом всполошившийся вид, мягко добавляет. — Не волнуйтесь, за Милой следит целая бригада специалистов.

Пожав ему руку и проводив печальным взглядом, отец устало садится на скамью для посетителей и опускает голову.

Чувствую приближение неприятного разговора и присаживаюсь рядом.

— Скажи мне, сын… — начинает мужчина, поднимая на меня потускневшие глаза. – Почему я узнаю о том, что ты и Мила попали в аварию, только сейчас?

— Потому что у тебя слабое сердце, – не кривя душой, отвечаю я. – Не хотел тебя волновать.

— Чушь! – рычит мне в лицо. – Ты просто отложил неизбежное, сам понимаешь! Девчонка в реанимации, ты весь покалечен, и я узнаю всё об этом в последний момент. Как это называется?

— Это называется «Как не рвать на себе волосы, выбирая, у чьей палаты караулить в первую очередь – девушки или отца», – и не думая шутить, отзываюсь я.

Прикрываю глаза ладонью в попытке договориться с самим собой и утихомирить рвущееся изнутри сердце.

Моя Мила ходит по краю бездны, и я никак не могу её оттуда оттащить. Только вроде выдохнул, что всё хорошо, так судьба снова проверяет наши отношения на прочность.

Врач сказал, что переохлаждение и дикие условия, в которых мы побывали, вызвали у Милы толчок к болезни.

И виноват в этом я, идиот. Надо было остаться с ней на ночь. Уговорить. Заставить. А я набычился, что она отвергла мою помощь, и ушёл домой, не оглядываясь. Понадеялся на родителей Вольской, что они проследят за здоровьем дочери, а в итоге они выпустили её за порог дома. И не просто погулять, а работать. Уму непостижимо.

Что со мной станет, если лечение не поможет? Что я буду делать, если из реанимации она больше не выйдет?

— Ян, сынок, посмотри на меня, – слышу тихий голос отца и убираю с лица ладонь.

— Она в надёжных руках. Тем более она по натуре боец, – улыбается мужчина. — Интуиция мне подсказывает, что нам ещё немало от этой девчонки достанется.

Качаю головой.

— Она не хочет быть со мной, пап…

Барсов-старший лишь скептически усмехается:

— Мальчик, я за твоей мамой четыре года бегал… — выставляет вперёд это количество пальцев. — ЧЕТЫРЕ долгих года смотрела на меня как на пустое место, а ты, парень, после одного месяца сдулся…

— И что ты сделал, чтобы мама обратила на тебя внимание? – затаив дыхание, спрашиваю я.

Тема мамы для нас очень редкая и болезненная, а тут отец сам начал.

— А! – небрежно отмахивается. – Спас от хулиганов… случайно получилось. Шёл к ней домой, чтобы сказать, что больше ничего не чувствую, и она мне безразлична.

— Зачем ей об этом говорить? – выгибаю вопросительно бровь.

— Ну вот так захотелось мне… Чтобы последнее слово было за мной, – почесав подбородок, отец останавливает взгляд на своих руках и задумчиво добавляет. – А вон как получилось… Какие-то гопники к ней пристали в переулке, и это стало для нас ключевым моментом. Все костяшки тогда сбил, лупя по рожам отморозков… Вот, – суёт мне под нос руку, на которой красуется несколько шрамов. – Перерождение из обычного парня в героя оставило следы.

Улыбаюсь вместе с ним, представляя всю картину в красках. Никогда раньше не слышал эту историю. Мама говорила, что они с отцом познакомились в институте, и был он, мягко говоря, придурком.

— Она оценила и обратила на тебя внимание?

— Не сразу, но да. Пригляделась, – кивает головой. – А до этого «королева» даже побрезговала бы меня, «жука», туфлей своей давить. Строила из себя саму неприкосновенность.

— Забавно… — облокачиваюсь на спинку скамьи и запрокидываю голову.

— Ян… — укоризненно бросает отец. – Ты понял, в чём мораль-то?

— Просвети меня, о, мудрейший.

— Перестань быть балбесом и прояви себя как настоящий мужчина, – авторитетно заявляет Барсов-старший, тыча мне в лоб пальцем. — Таких неприступных женщин может зацепить только человечность. Мужское внимание, забота и твёрдое плечо могут сотворить настоящее чудо.

— Прямо чудо? – саркастически ухмыляюсь, просто не зная, что ещё можно сказать.

— Мила должна чувствовать, что рядом с тобой спокойно. Что ты сможешь защитить её в любую минуту, и тебе можно доверять. А вот когда этот момент наступит, и она расслабится… вот тогда хватай и тащи в пещеру, где уже можешь хвастаться большим членом и вставлять свои поганые словечки, которыми ты любишь разбрасываться на каждом углу.

Во все глаза смотрю на родителя и не могу понять, что со мной происходит.

Я так устал и запутался, что на грани срыва. Смеяться или плакать? Вот в чём вопрос.

Сейчас бы выпить… но нельзя. Я должен быть с Милой.

— Спасибо за совет, – с искренней признательностью хриплю я. — Учту.

Наши глаза встречаются, и становится понятно, что отец так же как и я пытается отвлечься от реальности, где за стеной борется за жизнь девушка, в которой мы оба нашли отдушину, в которой разглядели человека, способного вытащить нас из мёртвой петли и открыть новую жизнь, где слово «семья» обретёт новый смысл.

— Всё будет хорошо, Ян, – обхватывает моё запястье мужчина и крепко сжимает. – Идём-ка с тобой в номер. Я забронировал нам один здесь в гостинице при больнице. Если что-то изменится, нам тут же сообщат. Нет смысла сидеть тут и подпирать дверь, – встаёт и тянет мою руку за собой. – Идём, сынок. Впереди трудные дни и нам нужно набраться сил.

***

ЯН.

— Ян, ты понимаешь, о чём просишь? – опаляет меня недоуменным взглядом Аристарх Семёнович, когда мы заходим к нему в кабинет. – Она три дня в реанимации провела. За ней особый уход нужен.

— Я не говорю, что сейчас заберу её. Но при первом же улучшении я хочу перевести Милу на домашнее лечение. Оплачу любые расходы, сиделку… перевозку аппаратуры, если понадобится. Мне нужно знать, когда я смогу это сделать.

— Если показатели будут в норме, то как минимум через неделю, – убеждающая пауза. – Слышал? Неделя. И только тогда я подумаю про стационар.

— Понял, – вынужденно соглашаюсь и тянусь к карману, где настойчиво вибрирует телефон Милы. – Я должен идти, – пожимаю руку человека, от которого зависит здоровье моей женщины, и направляюсь к выходу. – Надеюсь, что завтра вы меня пустите к ней.

— Не пущу, – грозно заявляет доктор. – Ты с годами становишься всё невыносимее, Ян! Девушка только глаза открыла, а ты уже на выписку намекаешь, – машет рукой на выход. — Иди отсюда подобру-поздорову, а то вызову санитаров, и насильно вколем снотворное! Надоел обивать пороги! Иди уже проспись, а то смотреть страшно! И поешь нормально, а то только эту дрянь из автомата пьёшь!

— Когда Милу домой заберу, тогда и займусь собой, – отбриваю с ходу все претензии и, закрыв за собой дверь, смотрю на экран мобильного.

«Милая, у нас с папой всё хорошо! Знаю, ты просила не беспокоить, но я решила предупредить, чтобы ты не волновалась! Жду твоего звонка! Целуем!»

Сглатываю и делаю глубокий вдох.

Придётся снова пойти на обман, но у меня есть на то причины. Не хочу, чтобы родители Милы переживали о ней. Когда её привезли в больницу, я все вещи девушки забрал себе на сохранение. Уже в номере, когда мой отец впал в спячку, а я сидел в углу и нервно теребил в руках сумочку Вольской, на её телефон поступил звонок от мамы. После минуты размышлений и внутренних колебаний я сбросил вызов и напечатал сообщение: