Елена Лобанова - Из жизни читательницы
— Бальзак выпивал до пятидесяти чашек кофе в день. И вон чего достиг! — серьезно сообщил Валерий. — А если бы потреблял еще и такую штуку? Страшно подумать!
— А как же мог Славка добиться, чтоб твою «Премьеру» издали? — вспомнила я.
— Оч-чень просто! Элементарно. Настелил паркет на даче у одного тогдашнего мэтра, члена Союза. И между прочим, я ему помогал! Был уже вполне трудоспособен… Ну а мэтр, как полагается — рецензию в издательство.
— А этот мэтр не пригласил тебя вступить в союз?
— Что-о?! — расхохотался он. — Наивное дитя! Чтобы в Союз писателей приглашали?! Тогда туда принимали, как во дворянство. Личные заслуги, пролетарское происхождение, род до седьмого колена! Ну и книги, само собой… Не меньше двух. Говорю же: профессионального писателя делает вторая книга!
— Ну вот ты и написал бы! Что тебе мешало? Недостаток впечатлений?
Мне хотелось как-то откорректировать, отредактировать его жизнь! Добавить туда что-то новенькое от себя — для вкуса и аромата, как в кофе.
— Впечатлений как раз был преизбыток… Просто началась другая жизнь! Стало не до того. От выздоровления я как-то опьянел, или просто так среагировала нервная система. Как будто мальчик долго мечтал о велосипеде, бросал гривенники в копилку, и вдруг ему подарили машину… Я ринулся самоутверждаться! Плюнул на свою, буквально уже готовую, инвалидность, женился и принялся вкалывать. Работал, бывало, в трех местах! Конечно, нельзя сказать, чтобы количество соответствовало качеству. Иногда случались мелкие неприятности: засыпал во время летучки или в приемной у начальства, терял документы, заваливал поручения. А сколько выговоров заработал! В устной и письменной форме, с занесением и без, с лишением премиальных, с использованием ненормативной лексики и грубой физической силы! — Он помотал головой и засмеялся. Прежние несчастья забавляли его, как приключения. — И кем я только не был, мать честная! Веришь — даже воспитателем в детском доме! А по совместительству — сейчас покажу кем! Где-то тут… — Он полез было в шкаф, но махнул рукой и отошел. — Ладно, попадется само — покажу: свидетельство с правом работать кинодемонстратором на судах морского и речного пароходства! Три года вел в газете рубрику «Вы нам писали», а по совместительству шил вместе с супругой куртки-аляски. Потом взяли два огорода, корячились года три… Полгода я редактировал передачи на телевидении. Потом перешел в жилуправление. Потом организовали с друзьями прокат видеокассет. Но к тому времени явились новые проблемы, похуже выговоров. А я как-то выдохся.
— Что за новые проблемы? — допытывалась я. — Рэкет? Конкуренция?
— Да не то чтобы серьезная конкуренция, а так… мышиная возня. Как-то все было так мелко и противно… А хотелось уже каких-то результатов. Самоуважения, спокойствия. Своего пути. Своего круга. И еще после сорока вдруг начинаешь замечать, как много вокруг молодых. Такие бойкие мальчики, девочки… Для них ты уже ископаемое, мастодонт! Девушки в троллейбусе смотрят этак сквозь. Да что там — тебя просто не замечают, как они выражаются, ПО ЖИЗНИ! И сопливые пацаны норовят простодушно так втиснуться на твое место. Причем не без успеха! Как-то показали мне нового режиссера драмы. Ему было двадцать восемь ! Постановки его, правда, ни одной не смотрел… Зато регулярно читал рассказы молодых. С полгода ходил в ассоциацию молодых авторов… Ассоциация! Нам бы и слово такое в голову не взбрело… И веришь, только руками разводил. Ребята без комплексов! Чихать на все хотели! И на вечные темы, и на новые жанры. Берутся за все, и никакой тебе рефлексии! Вроде наших Федора с Серегой. Сегодня он пишет прозу, завтра — стихи. Не идут нормальные стихи — пишет белые. Не идут ни белые, ни черные — он за драматургию. Недрогнувшей рукой! И вот что интересно: вместо того чтобы провалиться, вдруг сляпает приличную сцену! За ней вторую! И смотришь — даже что-то вроде пьесы… И понимаешь, завидно мне стало!
— Ну, это классическая проблема. Отцы и дети! — пожала я плечами.
— Да в том-то и дело, что не тянул я на отца! Не посадил свое дерево и дом не построил! Единственно — сына родил, и то при помощи супруги… Вот тогда и решил: пора всю эту лавочку ломать.
— Ломать лавочку — это разводиться?
— Нет, тогда еще нет… Но в итоге пришлось. Странно сейчас все это вспоминать… Семейная жизнь для молодых — штука, в общем, жесткая. И требует логического имущественного развития, особенно когда есть дети. Сначала купили телевизор и магнитофон. Потом понадобилась стиральная машина. Потом — видео. Потом новый диван, кресла, паласы… Потом стало тесно в одной комнате, и начались поиски вариантов обмена. Не семья, а бег с ускорением! И жена в роли арбитра. Она вообще…
— Твоя жена была хронической иждивенкой? Из северных поморов? — мимоходом поинтересовалась я.
— Нет, воспитательница была… — удивился он. — А почему из поморов?
— Ладно, проехали… Не обращай внимания, — махнула я рукой и засмеялась.
— А все-таки? — допытывался он. — Конкретика фразы указывает на серьезный подтекст!
— Ну-у… Понимаешь, как правило, мужчины недовольны женами по двум причинам: из-за жадности и холодности.
— Вот оно что! Мужчины! Как правило! Так ты, значит, имела возможность вывести общее правило?!
— Смотри-ка! А ты, значит, способен работать в жанре детектива?!
Новогодние праздники пролетели вихрем.
Не успели мы украсить комнату сосновыми ветками и прицепить гирлянду у входа, не успели дожарить отбивные и взбить яичные белки для торта, как настал черед принимать поэтов, прозаиков, драматургов и баснописцев. Они забегали поодиночке, парами и компаниями, и сами мы побывали за новогоднюю ночь не менее чем в пяти домах, где участвовали в двух любительских спектаклях, одном аукционе и одном конкурсе эротических танцев, пытались дозвониться сначала в Москву, чтобы поздравить с Новым годом Самого, потом — в травмпункт, чтобы узнать, что делать, если человека (Славика) покусала собака чьих-то соседей, и наутро никак не могли вспомнить, где же именно нас застал бой курантов.
Наутро мы твердо решили вести более уравновешенную жизнь. Я два часа терпеливо разговаривала по телефону с мамой. Она жаловалась, что Новый год встретили неудачно. Соседи затащили их в гости, она не хотела идти, как чувствовала, но не смогла отговорить папу, тот выпил лишнего и, конечно, затеял политический диспут, кричал и поставил всех в неловкое положение, да еще, уходя, так дернул куртку с вешалки, что вешалка оборвалась и упала одним концом, и теперь отношения с соседями, наверное, безнадежно испорчены, а у нее болит сердце. Я уговаривала ее не нервничать и принять валокордин, убеждала, что папа все починит и вообще все наладится и что нельзя начинать год в таком настроении.
