Кристин Ханна - Всё ради любви
Запищал таймер на духовке. Мария вытащила противень и разложила рыбу по тарелкам. Сегодня особое блюдо — тунец-ахи — подавалось с печеным маринованным болгарским перцем, жаренными на гриле цукини и полентой[12] домашней выпечки.
— На что ты уставилась?
В этот момент в кухне появились Роза и Лорен. Мария передала им тарелки. Когда официантки ушли, она заявила:
— Я уже давно подумывала о том, чтобы изменить меню. Перемены всегда к лучшему. Ваш папа — да упокоит Господь его душу — всегда мне говорил, что я могу делать с меню что угодно, только не трогать лазанью. — Она замахала руками на дочерей: — Хватит стоять тут как статуи, идите отсюда. Лорен может понадобиться ваша помощь. Мира, принеси еще помидоров.
Когда Ливви и Мира вышли, Мария рассмеялась.
— Иди сюда, — позвала она Энджи, раскрывая ей объятия. — Твой папа, — прошептала она, — был бы очень горд тобой.
Энджи крепко обняла ее:
— Он был бы горд всеми нами.
Позже тем же вечером, когда у последних посетителей забрали тарелки из-под горячего, чтобы освободить место для тирамису и забайоне[13] с малиной, Мария Десариа вышла из кухни, желая узнать, как гости восприняли новшества.
Многие из тех, кто сидел за столиками, знали Марию многие годы и, увидев ее, зааплодировали. Мистер Фортензе даже воскликнул:
— Изумительно! Браво!
Мария заулыбалась:
— Спасибо. Приходите еще. Завтра я приготовлю ньокки со спаржей, картофелем и свежими помидорами. Это очень вкусно, просто пальчики оближете. — Она повернулась к Энджи: — Это любимое блюдо моей младшей дочки.
В половине одиннадцатого, когда ушли последние посетители, Лорен поняла, что страшно устала. Весь вечер ресторан был полон. Пару раз у двери даже собиралась очередь. Бедняжка Роза не справлялась. В первый час после открытия Лорен ужасно нервничала. Она вихрем носилась по залу, но все равно боялась сделать какую-нибудь ошибку и так переживала, что ее даже начало подташнивать. Но тут неожиданно появилась сестра Энджи. Будто ангел, Ливви разогнала сгустившиеся над головой Лорен тучи и сняла с нее часть забот.
Сейчас, стоя у столика метрдотеля, Лорен впервые за весь вечер позволила себе расслабиться. Роза ушла домой больше часа назад, остальные женщины собрались на кухне. Лорен достала из кармана фартука чаевые и дважды пересчитала их.
За вечер она заработала шестьдесят один доллар! И она сразу забыла о том, что у нее от усталости подгибаются ноги и как болят натруженные руки. Она богата! Еще несколько таких удачных вечеров, и у нее будет сумма, необходимая для того, чтобы по всем правилам оформить заявление на поступление в университет!
Лорен сняла фартук и пошла к кухне.
Внезапно дверь распахнулась, и навстречу ей вышла Ливви. За ней появилась Мира. Хотя между сестрами не было большого внешнего сходства, любой с первого взгляда распознал бы в них сестер. У всех трех сестер было нечто похожее в манерах, в интонациях. Да и голоса их были очень похожи — на слух невозможно было определить, кто из них говорит. Даже смех у сестер был похожим — с хрипотцой.
Ресторан наполнили звуки музыки. В следующее мгновение зазвучал низкий бархатистый голос Фрэнка Синатры. Мира и Ливви замерли как вкопанные и повернули головы.
Тут заиграла новая мелодия, причем очень громко. Это было так неожиданно, что Лорен не сразу узнала голос.
Брюс Спрингстин. «Славные времена».
Когда я учился в школе,у меня был друг-бейсболист…
Ливви издала радостный возглас, вскинула руки и стала танцевать вместе с Мирой, которая двигалась довольно неуклюже, дергано, как будто в нее то и дело тыкали электрошокером.
— Я не танцевала с тех пор… ха, да я уже и не помню, когда в последний раз танцевала, — сказала Мира, перекрикивая музыку.
Ливви засмеялась:
— Это заметно, сестричка. Что ж, стоит подучиться.
Мира в такт музыке пихнула сестру бедром.
Лорен с любопытством наблюдала за ними. Эти две женщины, за весь вечер не проронившие и десятка слов, в одно мгновение превратились в совершенно других людей. Молодых. Свободных. Озорных.
Дверь кухни снова распахнулась, и оттуда танцующим шагом вышла Энджи, а за ней — ее мать.
— Конга![14] — крикнул кто-то.
Ливви и Мира поспешили встать за матерью. Четыре женщины танцевальным шагом вереницей перемещались по залу, периодически останавливаясь, чтобы исполнить какое-нибудь па.
Это было забавное зрелище, как в старых телевизионных шоу. И необыкновенно зажигательное.
Лорен ужасно захотелось присоединиться к ним, но она понимала: ей в этой веренице нет места, она здесь всего лишь наемный работник. А они — семья.
Она стала потихоньку пятиться к двери.
— Э, нет! — крикнула Энджи. — Куда собралась?
Лорен остановилась.
Цепочка танцующих распалась, теперь Мира и Ливви танцевали вдвоем, Мария стояла в углу и с улыбкой смотрела на дочерей. А Энджи направилась к Лорен:
— Куда ты? У нас же вроде как вечеринка.
— Я тут…
Энджи схватила ее за руку. И слово «чужая», которое чуть не слетело с языка Лорен, так и не было произнесено.
В динамиках зазвучала новая мелодия: «Крокодиловый рок».
— Элтон! — радостно завопила Ливви, с видимым удовольствием двигаясь под музыку. — Помнишь, мы видели его в «Такома-Доум»[15]?
— Танцуй с нами, — сказала Энджи, и Лорен вдруг обнаружила, что со всех сторон окружена танцующими женщинами. На следующей песне — «Девушка с окраины» Билли Джоэла — она уже без стеснения танцевала вместе со всеми.
Следующие полчаса она наслаждалась радостной атмосферой всеобщей любви и счастья. Все смеялись, танцевали, обменивались, перебивая друг друга, впечатлениями о прошедшем вечере, а Лорен просто купалась в этом радостном живом общении. Около двенадцати праздник закончился, и пора было расходиться по домам.
Настроение у Лорен сразу испортилось, но выбора у нее не было. Она уже направилась к автобусной остановке, но дорогу ей преградила Энджи и буквально силой затолкала в свою машину. В машине они продолжали весело болтать и не заметили, как оказались у дома Лорен.
Энджи высадила ее и уехала, и девушка устало поднялась по лестнице, волоча за собой тяжелый рюкзак.
Дверь квартиры оказалась открытой.
Под потолком плавали густые клубы сигаретного дыма. Все пепельницы на журнальном столике были забиты окурками, «бычки» валялись и на полу. По шаткому обеденному столу туда-сюда медленно каталась бутылка из-под джина. Вот она докатилась до края и с громким стуком упала на пол.
