Татьяна Алюшина - Все лики любви
Он шагнул к ней, оказавшись совсем близко, и произнес, понизив голос почти до шепота:
– Я помню, ты очень оберегаешь свое личное пространство, – и, медленно пропустив руку под каскад ее распущенных волос, давая девушке возможность остановить его, положил ладонь ей на затылок. Она не остановила и не убрала его руку. Егор заглянул в ее глаза очень близко и закончил фразу совсем тихо: – Ты говорила об этом.
Медленно наклонился и поцеловал.
И утонул в этом поцелуе…
И вдруг словно жаром полыхнуло чувство, что он держит в руках женщину, которую очень хочет, – горячую, с влажной после душа атласной кожей, пахнущую, как позабытая далекая мечта, солнцем и цветущим миндалем, весной, с влажными волосами вышедшей из пены морской искусительницы, отвечающую на его поцелуй жарко, словно тонет в нем, растворяется…
«Так можно и с ума соскочить!» – шально, с восторгом, пробирающим до мурашек, подумалось Егору, и он прервал поцелуй, подхватил эту заворожившую его женщину на руки и побежал в ее спальную.
Он почему-то до мельчайших подробностей помнил все до определенного момента! Как не бросил, а осторожно положил ее на кровать, склонился над ней и заглянул в эти бездонные, казалось ставшие еще более синими глаза, безмолвно спрашивая согласия, и как снова поцеловал, благодаря за то, что получил его.
И как обжегся об этот ее поцелуй, как снимал с нее длинное узкое платье и задохнулся, обнаружив под ним нагое гибкое тело, показавшееся ему великолепным. И кожа у нее прозрачная, словно светится! И как Егор благоговейно гладил этот прозрачный атлас, и еще находил силы сдерживаться и ласкать, а не выдержав…
И все забыл, когда вошел в нее, словно потерялся в этой женщине…
Она оказалась невероятно чувственной, женственной, горячей, отзывчивой – как главный приз, мечта! Все! Дальше он только чувствовал – соображать перестал.
И испытал оргазм такого накала и силы, что на какое-то мгновение с ума-то соскочил, точно как и предполагал.
А когда отдышался, первой предательской мыслью было все повторить!
Но у природы на такие резкие эксперименты свои правила имеются! И лежал Егор Бармин, прижимая к себе женщину, улыбался глупой, чрезвычайно довольной улыбкой, и чувствовал себя отчего-то победителем всех соревнований.
– Так что ты хотел мне тогда сказать такого срочного? – ленивым голосом поинтересовалась женщина-загадка куда-то в его плечо, на котором лежала ее голова.
– Позже, – пообещал Егор. – Я сейчас не в состоянии долго и логично рассуждать.
– А если не логично? – просто баловалась разговором она.
– А если не логично, – повернул к ней голову Бармин, – то хочется все повторить сначала.
– А мне хочется есть, – ответила Верочка. И принялась выбираться из постели, стянув с него простыню. Прикрывшись, встала и окончательно завернулась в нее, как в тогу, подняла платье с пола и подошла к шкафу. Распахнула дверцу и только под прикрытием створки переоделась в платье.
Она ушла в кухню, предложив ему присоединиться, если захочет, а Бармин полежал еще какое-то время, пребывая в сладкой неге. Закинул руки за голову и, непроизвольно улыбаясь, вяло размышлял, отчего у нее такая повышенная скромность, может какие-то комплексы в голове, так с чего бы, тело у этой женщины великолепное, и такое податливое, горя….
Так! – одернул он себя, с фантазиями чуть позже, а то все заново и никакого обеда! Резко поднялся с кровати, натянул брюки и уж было собрался отправиться следом за дамой на кухню, но остановился. Поднял и надел рубашку – девушка у нас интеллигентная, по всему видно, деликатного воспитания, и не нам, мужичкам, в простоте поживающим, чета, может и осерчать за голый торс за столом и напомнить о правилах приличия. Егор улыбнулся своим мыслям.
– Будешь? – спросила Вера, когда он вошел в кухню, повернувшись от плиты, над которой колдовала. – Что сейчас, полдник или обед?
– Какая разница, – так и улыбался Бармин.
– Да, – согласилась она и переспросила: – Есть будешь?
– Смотря что ты предлагаешь, – усаживаясь на высокий стул у барной стойки, заявил он.
– Котлеты из судака, дикий рис и острое пюре из брокколи, – перечислила меню Вера, снова отворачиваясь к плите.
– Ого, – подивился Бармин. – Из ресторана заказ?
– Нет, – не отрываясь от занятия, объяснила она. – Это просто готовится, а рестораны – не моя история.
– Вер, – неожиданно, как-то по-дружески мягко обратился он, – ты чего напряглась?
Она ответила не сразу – выключила огонь, открыла навесной шкафчик, достала и поставила на столешницу две тарелки, два бокала, и только тогда повернулась к нему и разъяснила:
– Я как-то забыла, что ты из тех людей, которые крайне избирательны в питании, в комфорте, в общении с людьми и в жизни вообще.
– Это ты про то, что я богатый мальчик и устриц по утрам ем?
– Наверное, да, – кивнула она и опять повернулась к нему спиной.
– Я действительно богатый и наделенный властью человек, и могу позволить себе любые изыски, – вполне мирно и доброжелательно принялся говорить Бармин. – Устриц не люблю, предупреждаю сразу. У меня давно сформировался определенный вкус, стараюсь есть только натуральные продукты, не переношу синтетики. Из мяса употребляю исключительно дичь.
– Дичь – это в смысле дикие птицы? – развернулась к нему и совсем неожиданно, ведь вроде дулась только что, улыбнулась она. – Как в «Брильянтовой руке»: «Федя, дичь!»
– Почти, – улыбнулся в ответ Егор. – Дичиной, иногда дичью называют не только птицу, а и все мясо диких животных.
– То есть кабана там, например? – расспрашивала отчего-то повеселевшая Вера, накрывая на стол.
– И его тоже, – поднялся и взялся помогать ей Бармин. – Дома я ем только то, что добыл сам, у меня уникальная домработница, когда я районом руководил, нашел ее, она со мной и в область переехала. Наполовину эвенкийка, наполовину русская, готовит как шеф-повар крутого ресторана.
– Так я не поняла, тебе оглашенное меню подойдет? – остановилась на полпути от плиты к столу Верочка, вопросительно разведя руками.
А Егор быстро шагнул к ней, поймал в объятья, легко поцеловал в соблазнительные до умопомрачения губки, отклонился, чтобы видеть.
– Подойдет! Твое меню мне очень даже подойдет! – полушепотом уверил он и поцеловал уже всерьез, а когда оторвался, спросил: – Тебя напрягает мой социальный статус? Чувствуешь себя из другой песочницы?
– Теперь нет, – тихо ответила Верочка и улыбнулась, сводя его с ума соблазнительной ямочкой на щечке. – Я вдруг решила, что и бог с ними, со всеми условностями и статусами, а то дышать не дадут.
– Правильно решила, – похвалил он и, резко перейдя на деловой тон, поинтересовался: – Ну, есть-то будем?
