Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 2
– Да, я вижу, что остров уже успел тебя околдовать, не спеши, – усмехнулся Энрико. – Иначе никогда не отвяжешься от этих мест. А ведь мы еще почти ничего не видели. Не бойся, я все тебе покажу.
И Энрико сдержал слово. На следующий день, прямо с утра друзья отправились исследовать окрестности. Они бродили по каменистым дорогам, лишь изредка встречая крестьянскую повозку или запряженных мулов. Луга сменились скалистыми отрогами, затем пошли поля, где золотистые колосья лениво покачивались под легким ветерком. На одном из полей уже началась жатва, и друзья остановились посмотреть. Раздетые по пояс парни ловко орудовали серпами. Мужчины постарше в красных головных повязках с платками на шее связывали колосья в снопы.
– Такое ощущение, будто технический прогресс сюда не заглядывал, – заметил Алексей.
– На Юге почти везде так, – пожал плечами Энрико.
– Да, я знаю. – Алексей помолчал. – Нужно отрешиться от живописности. Слишком уж эта картина кажется идиллической.
Энрико фыркнул:
– Только со стороны – нам, туристам. Для местных эта живописность является каторжным трудом. И получают они за свою работу жалкий ломоть хлеба, больше ничего. Все, кто работает на этом поле, – родственники. Через пару дней они закончат здесь и перейдут на другое поле, принадлежащее какому-нибудь двоюродному брату. Послушай-ка, они поют.
Алексей прислушался.
– Ничего не понимаю. Это какой-то диалект.
– А ты что думал? Тебе здесь будут арию Верди распевать?
Алексей посмотрел на друга, удивленный язвительной интонацией.
– Нет, я так не думал. А ты, по-моему, принимаешь здешние проблемы близко к сердцу, да?
Энрико снова пожал плечами.
– Мы купили виллу пять лет назад. Однако местные до сих пор смотрят на нас так, словно мы какие-нибудь инопланетяне. Мы и в самом деле прилетели сюда с другой планеты. Она называется Север. Крестьяне нас ненавидят, и у них есть для этого все основания. Мы получаем от жизни все, а они – только тяжелый труд, немного винограда, еще труд, и еще труд. И так год за годом. Об этом и песня.
Алексей попытался разобрать слова, но в это время ритм песни изменился. Мужчины запели что-то, сначала один, потом другой, потом третий.
Энрико повеселел.
– Ну вот, теперь пошли непристойности. В местном фольклоре этого сколько угодно. Они поют про то, как король трахает королеву. У его величества очень тяжелые причиндалы. – Он засмеялся. – И несмотря на любовь к похабству, местные крестьяне относятся к хлебу, как к божеству. Набожность и непристойность прекрасно уживаются здесь друг с другом. В этом есть что-то очень языческое.
Друзья отправились дальше, не переставая спорить. Сначала речь зашла о мафии, потом о попах, потом о гнете суеверий. В соседней деревушке юноши сделали небольшой привал. Девушки и женщины с вышиванием в руках сидели небольшими группами у крылец каменных домов. Появление незнакомцев заставило их понизить голос. Молодые на чужаков не смотрели – лишь те, что постарше, с обветренными, морщинистыми лицами, искоса бросали взгляды.
К полудню они достигли древнего города Агридженто. Здесь сохранились античные языческие храмы, зажатые между синевой неба и синевой моря. В римском акрополе до сих пор витали Зевс и Юнона, Геракл, Кастор и Поллукс, Деметра и Персефона. Норманны превратили святилище в христианский храм. Языческое и христианское мирно уживалось вместе.
Потрясенный красотой здания и взаимопроникновением культур, Алексей погрузился в раздумья. Языческие божества превратились здесь в святых заступников, которые отвечали за урожай, за каждый камень, которые нуждались в подношениях. Это был мир ослепительного солнца и темных страхов, мир, на целые века отдаленный от конвейерных линий, телевидения и прочих технических чудес Севера.
На следующий день, к собственному изумлению, Алексей согласился отправиться в церковь вместе с Энрико и его матерью. Он не бывал на богослужениях с самых похорон тети, а в последние годы объяснял свое неприятие религии верностью памяти отца.
Сонная центральная площадь городка была наполнена людьми. Алексей и не подозревал, что здесь так много жителей. Женщины и дети были одеты в воскресные наряды; кривоногие старики в мягких шляпах сидели на длинных скамьях среди резных статуй и лепной мишуры барокко. На чужаков, а в особенности на Алексея, смотрели со всех сторон. Сначала он подумал, что это объясняется его высоким ростом. Потом сообразил, что здесь вообще очень мало молодых мужчин. Большинство из них уехали на заработки – на Север или за границу.
Внутри было прохладно, невзирая на зной, царивший снаружи.
Пока священник в сиявшей зо́лотом ризе служил мессу, Алексей осматривался по сторонам. Глядя на торжественные лица, на губы, бормочущие молитву, он вспоминал тетю – ее тонкие черты, ее молящие глаза, устремленные к небесному своду. Внезапно массивная фигура дяди Джанджакомо оттеснила нежное женское лицо на второй план. Впервые Алексей поразился тому, насколько непохожи были друг на друга супруги. Как получилось, что они стали жить вместе – этот энергичный, очень земной мужчина и женщина, изысканная, богомольная и хрупкая, как фарфоровая чашечка? Алексей представил себе, как дядя и тетя занимаются любовью. Нет, невозможно! Это было невообразимо, настоящее кощунство. Наверное, поэтому у них и не было собственных детей. Эти мысли расстроили юношу. Он заставил себя вернуться к реальности.
Взгляд Алексея упал на трех молодых женщин в белых муслиновых платьях, стоявших в конце его ряда. Та, что была ближе всего к нему, потрясла юношу чистотой и тонкостью профиля. Черные волосы под кружевом вспыхивали искорками в солнечных лучах. Высокий лоб, затененные ресницами глаза, прямой классический нос, с которым, казалось, вели спор полные яркие губы. Алексей во все глаза смотрел, как девушка молится, преклонив колени. Лишь с опозданием он сообразил, что ему тоже следует встать на колени, а не торчать одному среди верующих. Однако Джисмонди, даже согнувшись в три погибели, по-прежнему смотрел на очаровательную головку.
Внезапно девушка исподлобья кинула на него стремительный взгляд – темный, таинственный, так сочетавшийся с атмосферой благоговейной тишины. Обнаженная страстность этого взгляда, мощь его доверительности поразили Алексея в самое сердце. На миг ему показалось, что он и эта девушка совсем одни, что они в спальне, вдали от посторонних глаз.
Он все смотрел на красавицу, надеясь вновь дождаться такого взгляда, но тщетно. Когда прихожане поднялись на ноги и стали расходиться, девушка, скромно потупив глаза, последовала за жилистым стариком, который вел за собой целый выводок своего многочисленного потомства.
