Анна Богданова - Молодость без страховки

– Я – референт! – прокричала Аврора из комнаты.

– Да какая разница! Что то, что другое – работка-то не пыльная! Это не то что я! Всю жизнь!.. Ай, да что там говорить! – воскликнула Гаврилова, оскорблённая не на жизнь, а на смерть. – Мои руки тридцать пять лет счёты не выпускали! Только пальцами костяшки туда-сюда, туда-сюда! Вжик-вжик, вжик-вжик! Аж искры летели!

– Вот именно, – как-то совсем не по-детски, а скорее по-старушечьи пробрюзжала Арина, поддерживая бабку.

– Ты моё золотце! Дружок ты мой ситна-ай! Только ты меня и понимаешь! – соловьём заголосила Зинаида Матвеевна – её буквально переполняло чувство неистового обожания к внучке, которая впервые вступилась за неё. Гаврилова ликовала. Она пришла в дикий восторг от этого «вот именно», слетевшего невзначай с Арининых уст. Не зря, нет! Не напрасно она потратила на её воспитание семь лет! Осознав это, Зинаида Матвеевна второй раз в жизни испытала ни с чем не сравнимое чувство эйфории. Первый раз она ощутила его пару лет назад, когда две её внучки, скорее из вредности, чем из-за большой любви, в прямом смысле слова разрывали её на две части: Наташенька изо всех сил тянула бабку в свою сторону, Аришенька что было мочи – в свою. Именно тогда Гаврилова как никогда осознала свою нужность, полезность и необходимость. У неё от этого чувства аж в зобу дыхание спёрло. Однако длилось её наслаждение всего какую-нибудь минуту, поскольку девочки, несмотря на их нежный возраст, обладали совсем не детской силой...

– А после голубятника ты, между прочим, со своим Метёлкиным схлестнулась! Вот! Поглядите-ка! Додружились! – охрипшим голосом заключила свою речь Гаврилова и, схватив Арину за руку, привела её к Авроре в комнату. – Додружилися! – повторила она, красноречиво кивая на результат этой самой дружбы.

– Ох! Да дайте хоть полчаса в законный выходной в покое посидеть! – взмолилась Аврора.

– Пойдём, ба! Мы ей мешаем! – подлила масла в огонь Аришенька.

– Пойдём, солнышко моё! Все родители как родители! Гуляют с детьми в выходные, на каруселях катают, мороженым их кормят! А эта!.. В школу бедного робёнка определить вздумала!

– Вот именно, – поддакнула Арина.

– Сольныско ты моё! Хотесь молёчка с питенюской? – картавя, сахарным голоском спросила Зинаида Матвеевна внучку.

– Хочу! – басом ответило «солнысько».

«Наконец-то!» – с облегчением вздохнула Аврора, радуясь, что её оставили в покое. Она свернулась калачиком на кушетке в маленькой комнате. Сначала она всё мечтала о новой квартире, представляя, что и куда она поставит и как они там будут с Ариной жить-поживать, потом мысль её, подобно ныряльщику за жемчужинами, то и дело погружалась на самое дно памяти, добывая драгоценные воспоминания – сладкие, приятные, головокружительные, касающиеся исключительно Вадика Лопатина.

И где-то он сейчас, Вадик, её первая любовь? Кем стал? Кого он теперь целует, кому признаётся в своих нежных чувствах? «Нет! Всё-таки Вадька – это, наверное, именно тот, кто мне нужен», – думала Аврора, и на её губах появилась счастливая, блаженная даже какая-то улыбка, а в глазах застыли слезинки – застыли, но не скатывались по щекам.

Она помнила всё. Лёжа на Арининой кушетке, она в который раз переживала всё заново. Аврора видела в своём воображении, как Вадик впервые признался ей в любви у школьной чугунной ограды – он сказал тогда фразу, которую теперь наша героиня ждёт от каждого мужчины, что признаётся ей в своих чувствах. И если у кого-то из её поклонников случайно сорвётся с уст это незатейливое до смешного предложение, то Аврора если не выйдет за него замуж, то уж обязательно влюбится. «Гаврик... Я тебя люблю больше всех, больше себя!» – вот и всё его признание, но с каким отчаянием, с какой наивностью, чистосердечием и добротой это было сказано!

Только он, Вадик Лопатин, завязывая ей шнурки на старых допотопных коньках, называл её Аврошенькой, как-то по-особенному смягчая шипящий звук в её имени. Никто, больше никто и никогда не назовёт её так!

Она помнила и их прощальный, последний поцелуй! – она снова видела это, как наяву.

Это было тёплым майским вечером. Вадик подошёл к ней вплотную, обхватил за талию и попросил:

– Обними меня тоже за шею... Чтоб как в кино... – после чего зажмурился и звонко поцеловал её в губы.

Оба они не сомневались тогда, что первый раз в жизни поцеловались по-настоящему, как взрослые...

Вспомнив этот невинный поцелуй, Аврора тихонько засмеялась, как вдруг...

– Моё! – гаркнула Арина, беззвучно подкравшись к матери.

– О господи! Что такое?! – испугалась наша героиня.

– Встань! Это моя кушетка! Моя! Моя! Моя! – истошно кричала «детонька».

На её крик прибежала Зинаида Матвеевна, и началось... Началось то, что всегда происходило в подобных ситуациях.

– Ты что опять на робёнка-то кричишь?! Зачем мою детоньку обижаешь?! – завопила Гаврилова не своим голосом. – Ариночка, что случилось? Солнысько моё?

– Что она на моей кровати лежит?! Это моя кровать! И никто на ней не смеет, кроме меня, лежать! Потому что моё! Моё! Моё!

– Правильно, Аришенька! Своего никогда никому отдавать нельзя! Даже на время! Ага! Даже подержать! Коли попало в твои ручонки, то и твоё! Крепко держи! Ути, моя холёсия! – ворковала Зинаида с внучкой и диаметрально противоположным тоном (если, конечно, тон может быть диаметрально противоположным) проговорила (вернее сказать, рявкнула), обращаясь к дочери: – Нет! Ну это ведь надо! Взрослая женщина, а завалилась на детскую кроватку! Тьфу ты! Сил прямо никаких нет! Уж скорее бы квартиру дали! – ни к селу ни к городу заявила Зинаида Матвеевна, уводя «детоньку», когда Аврора поднялась с кушетки. – Пойдём, золотко моё, погуляем. Она больше не займёт твоё место! Не беспокойся. Идём, идём.

– Какой кошмар! – ужаснулась Аврора и снова без сил плюхнулась на дочерино ложе. – Две собственницы-мещанки!

Примерно такова была жизнь Авроры Владимировны в то время, когда она, разведясь с мужем, обитала в квартире под матушкиным, с позволения сказать, корявым крылышком. Согласитесь, было бы довольно странно с её стороны не ожидать новой жилплощади!

Что же касается так называемого любовного фронта Авроры, то там всё оставалось без перемен, если не считать болезненного обожания со стороны Эмина Ибн Хосе Заде, который в последнее время как с цепи сорвался. Но на то были свои причины, о которых автор обязательно поведает любезному читателю чуть позже.

Странное дело. Парадокс. Необъяснимая и, как ни удивительно, безвыходная ситуация. При такой-то красоте (как внешней, так и внутренней), которой обладала наша героиня, при таком невероятном успехе у противоположного пола и стае поклонников, готовых ради неё на всё, ну или почти на всё, Аврора была несчастлива в личной жизни. Не везло ей отчего-то в любви.