Анна Дубчак - Ева и ее мужчины
Ты не сможешь запретить мне заботиться о тебе. И еще… — Она опустилась на колени и поцеловала Евину руку. — Прости меня, если сможешь… Особенно за твою маму. Я понимаю, что именно она является твоей настоящей матерью… Мне очень жаль, что ее уже нет с нами…
Но ты.., ты — жива! И я весь остаток своих дней буду любить тебя. Теперь мне есть для кого жить, и я, конечно же, не поеду на Корфу…
Здесь, в Париже, возле тебя, мое место… Ты не представляешь себе, как я счастлива… Ты так странно смотришь на меня… Женечка…
— Зовите меня Евой, — дрогнувшим голосом произнесла Ева. — Я так привыкла.
Она вдруг подумала о том, что Натали действительно нельзя волноваться, но та словно прочитала ее мысли и поспешила успокоить:
— Симон сделал мне укол, со мной все в порядке. Ты поспишь еще или поужинаешь?
— А где Бернар? — тихо спросила Ева.
— Он здесь, сидит в твоей мастерской и читает какую-то книгу. Я понимаю, как тебе сейчас трудно. Но он давно тебя простил.
— А я знаю, кто украл мои картины" — слабо улыбнулась Ева, понимая, как же ничтожны были ее мысли, раз она сумела предать и Натали, и Бернара… Она совершенно не разбирается в людях.
— Роберте? Вот негодяй! Хорошо, я выйду на него через своих людей и выкуплю твои шедевры. — Она склонилась над Евой и поцеловала ее. — Все будет хорошо.
Она вышла, но через минуту вбежала, лицо ее радостно сияло:
— Угадай, кто к нам приехал?
— И кто же?
— Гриша! Послушай, какие у тебя хорошие друзья! Он тоже ждет, когда ты выйдешь.
Ева оделась и спустилась в гостиную, где собрались Гриша, Лева, Натали, Симон и Бернар.
Она поцеловала Гришу и села за стол. На Бернара она смотреть не решалась. Прекрасный сон продолжался.
Прямо из-за стола поехали в ресторан, затем до утра ходили по барам. Бернар старался держаться ближе к Еве, а она блаженствовала от сознания того, что все они, все ее дорогие мужчины, рядом. И пусть это ненадолго, но все равно…
— Стойте! — вдруг воскликнула она, когда они на машине Бернара возвращались домой. — Меня же дома ждет Обломов!
— Кто? — спросили ее хором.
— Моя собака. Обломов.
И Бернар, не говоря ни слова, развернул машину и помчался, словно всю жизнь знал дорогу, к ее дому.
В кухне она обнаружила полное блюдце молока и нарезанное маленькими кусочками мясо.
Обломов, от ушей и до хвоста вымазанный в молоке, крепко спал под стулом. Вокруг виднелись лужи. Ева взяла его на руки и поцеловала в нос.
Пока Натали варила кофе, Гриша с Левой ходили по дому в поисках места, где можно было прилечь и отдохнуть, Ева осталась в гостиной наедине с Бернаром. Он молча смотрел, как она укачивает Обломова, а она ждала, когда он заговорит первым. Наконец она не выдержала:
— Получилась какая-то ерунда… Ты прости меня, Бернар, но мои картины — мои дети. На меня нашло какое-то затмение. И еще эта пленка… Все смешалось. Мне показалось, что все меня предали.
Он подошел и обнял ее.
— Я звонил тебе сегодня… Ты была не одна?
— Должно быть, Вирджини взяла трубку, — сказала она, чувствуя, что краснеет.
— Это была ты. С Левой. Он останется здесь? Надолго?
— Нет. Они уедут. Завтра же полетят на Корсику, у Гриши там клиент.
Пойми, Бернар, мне нужно было время, чтобы мысленно расстаться с ними. Левка и Гриша — часть моей жизни. Быть может, если бы не они, не их доброе отношение ко мне, и не было бы Евы Анохиной. Они оба очень много сделали для меня. Но я выбрала тебя. А ты… ты должен или принимать меня такой, какая я есть, или уйти из моей жизни. Наверное, встреть я тебя много раньше, не было бы ни Левы, ни Гриши… Но так случилось, и надо продолжать жить.
— Но я — мужчина и не намерен делить тебя ни с кем.
— А меня и не надо делить. Я принадлежу только себе. Не усложняй ничего, а попытайся понять меня.
— Это понять невозможно, но я люблю тебя… Я не знаю, что мне делать.
— Тебе подсказать? — Она положила Обломова в кресло, поднялась и обвила руками шею Бернара, прижалась к нему. — Как долго я ждала, когда ты придешь ко мне…
Зазвонил телефон. Она подняла трубку.
— Ева, я приду к тебе сейчас? — спросил Франсуа.
— Вы извините меня, но у меня сейчас гости.., приехали из Москвы… Я вам перезвоню, хорошо? — Она положила трубку.
— А это кто?
— Блюм. Хочет показать мне свою статью…
Ну что ты так на меня смотришь…
— Да нет, я ничего… Просто Блюм сейчас в Риме.
Ева покраснела.
— Значит, он позвонил из Рима, — раздраженно ответила она и больно ущипнула Бернара за руку. — Чего ты хочешь от меня?
— Поедем отсюда… Прошу тебя, прямо сейчас.
— Но я не могу! У меня же гости!
— Они наверняка спят. Объясни все Натали и поедем.
Натали вошла в гостиную с подносом, на котором стояли три чашки кофе.
— Вы куда-то собрались? Гриша с Левой уже спят. Они оккупировали твою спальню, и теперь бесполезно что-либо предпринимать.
Даже не разделись, спят, как ангелочки… Я тоже, наверное, пойду.
— Мы подвезем тебя, — сказал Бернар. — А потом поедем на «Коллетт». Натали, прошу тебя, вернись сюда утром, покорми их завтраком, а потом подъедем и мы…
* * *— Так, значит, это ты подогнал ее сюда? — спросила Ева, когда они с Бернаром подъехали к самому берегу Сены, к тому самому месту, где она вчера любовалась яхтой.
Была ночь, луна плескалась в темных речных водах, на которых покачивалась белоснежная «Коллетт». Редкие прохожие бросали на них любопытные взгляды.
— Лучше бы мы не возвращались тогда, а плавали себе и плавали до самой смерти, — усмехнулся Бернар и обнял Еву. — Ты не замерзла?
Он снял свитер и укутал им плечи Евы.
— Пойдем. Я покажу тебе что-то интересное.
Они поднялись на яхту, и Бернар пригласил Еву в самую большую каюту, которая в свое время служила им салоном, где он, Ева и Сара пили кофе и играли в вист. Он включил свет, и Ева долгое время смотрела на разложенные на огромном столе холсты. Это были ее картины, вырезанные безжалостной рукой из рам и теперь сложенные одна на другую.
— Откуда?! — спросила она, еще не веря в то, что увидела. — Я ничего не понимаю. Так что, это действительно ты?
— Я их пытался выкупить у Робертса через своего друга, Пейрара, того самого, в квартире у которого мы были, когда ты только приехала в Париж. Но подумал и решил подключить к этому делу полицию. Мы все устроили таким образом, что как только Роберте показал нам картины, так его тут же и арестовали. Нам помогал Блюм.
Ева осторожно коснулась ладонями прохладных холстов, словно боясь, что они исчезнут.
Бернар обнял ее и усадил на диван.
— Теперь ты мне расскажи… Что это за история с Женей Петровой?