Энн Стюарт - Лабиринты лжи
Она села, скрестила ноги и стала раскачиваться в гамаке.
— Он почти ничего не рассказывал, — неторопливо проговорила она. — Он не удивился, узнав, что ты не Эммет. Вообще, мы больше разговаривали обо мне, чем о моем брате. Мне кажется, отец Фрэнк встречал Эммета в последние дни, но конкретно ничего не сказал.
— Почему?
— Потому что это тайна исповеди.
Ей хотелось протянуть руку и убрать волосы с его нахмуренного лба. Ей хотелось поцеловать его веки. Но она не посмела.
— Отговорка, — вздохнул он. — Вот что я сделаю: я поставлю палатку у него на крыльце и буду в ней жить, пока он мне все не расскажет. Мне надоело гоняться за тенью.
Она слабо улыбнулась:
— Тебе это не удастся. Завтра он улетает в Сальвадор.
— В Сальвадор? Какого черта он там забыл? — Бен, кажется, воспринял эту новость как личное оскорбление.
— Он хотел туда уехать, и его начальство дало добро. Он там нужен.
— Да у него просто комплекс мученика, — ухмыльнулся Бен. — Какие грехи он, интересно, едет замаливать?
— Никакие! — взорвалась Рейчел. — Он хочет помочь людям. Что тут странного?
— Я знаю по опыту, что это неспроста. — Бен откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Следы драки со Стивеном Эймсом четко проступали на его изнуренном лице. — Особенно если с риском для жизни.
— Может быть, у тебя был иного рода опыт.
— Может быть. Что ж, я могу предоставить этому священномученику безопасный для жизни способ помочь людям. Я попрошу его рассказать, где и когда он в последний раз видел Эммета Чандлера. Когда у него самолет?
Она хотела было соврать, но почти сразу отказалась от этой идеи. По вине Бена в их отношениях и так было много обмана. Не стоит усугублять, дабы совсем не запутаться в паутине лжи.
— В два часа, — ответила она наконец. — Но тебе не стоит беспокоиться: Эммет умер. — Эти слова дались ей на удивление легко, учитывая ее страх перед ними. Она могла произнести их. Лишь принять их она не могла.
— С чего ты взяла?
— А почему я отпустила тебя в Непали одного, как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос. — Я знала, что ты уходишь… Я могла бы увязаться с тобой.
— Тебе не удалось бы заставить меня делать что-то против воли, — возразил он. — Ладно, почему ты мне ничего не сказала?
— Потому что я знала, что ты его не найдешь. Если бы Эммет был жив, он пришел бы ко мне сегодня, а не болтался среди скал.
— Почему?
— Потому что сегодня у меня день рождения, а за пятнадцать лет он не пропустил ни одного, — объясняла она тихим, полным боли голосом, — до сегодняшнего дня.
Некоторое время на крыльце царила мертвая тишина.
Затем он заговорил, но так холодно и отстраненно, что ей захотелось оплакать двойную утрату — она потеряла брата и человека, который любил ее прошлой ночью. Вместо него появился хорошо знакомый садист.
— И ты не сочла нужным сказать мне об этом?
— Я хотела встретить Эммета одна.
— Ты хотела убедиться, что я для него буду безопасен, — возразил Бен. — Ты до сих пор мне не доверяешь. — В его голосе не было ни удивления, ни упрека. Простое утверждение.
Рейчел открыла было рот, собираясь сказать, что это не так, но ничего не сказала. Он был прав. При всем своем желании она ему не доверяла. Пока.
— Какое это имеет значение? — Она тихой сапой переменила тему. — Эммет — просто мелкая сошка по сравнению с другими террористами, кто до сих пор в бегах. Он случайно там оказался. Чисто случайно. Он не совершал никаких преступлений. Просто невезение.
Бен сидел с каменным лицом и смотрел на нее, как на мелкую букашку, будто она была одной из тех бабочек, что посылал ей Эммет ко дню рождения.
— Убийство — это, по-твоему, невезение? Тебе не кажется, что это как-то слишком мягко сказано?
— Это был несчастный случай. Разве он мог предугадать, что будет, когда он привел ее туда? Он просто шел в гости к друзьям.
— И он бросил ее одну умирать в развалинах, а сам отправился за пиццей.
Голос Бена был полон отвращения.
— Откуда ты знаешь? — вытаращила глаза Рейчел. — Про пиццу не было в газетах.
— Журналисту не нужно читать газеты, чтобы что-то узнать, — презрительным тоном отвечал Бен.
— Но какое это имеет значение? Почему ты помнишь такие мелочи? — не унималась она. Что-то было не так. Что-то страшное крылось в его словах. Она почувствовала, как внутри у нее растет темный ужас.
— Что? Мелочи? Да это стоило жизни невинной девятнадцатилетней девочке. — Что-то в ее пораженном лице пробило толщу его гнева, и он как-то сразу сдулся, негодование сменилось непередаваемой усталостью. Медленно проведя рукой по своим взъерошенным волосам, он прибавил: — Слушай, давай не будем об этом спорить. Я устал как собака, и у меня плохое настроение. Пойду лучше приму душ. Ты ужинала? — Она продолжала молча таращить глаза. Он коротко и грубо выругался. — Послушай, извини, что я сорвался. Я стану больше похож на человека, когда приму душ и выпью чего-нибудь. Извини.
Рейчел опять ничего не сказала.
Дверь за ним захлопнулась, и через минуту она услышала, как в душе полилась вода. Очень медленно она встала из гамака и подошла к перилам. Колени дрожали.
Рейчел видела ее лишь однажды, когда Эммет привозил ее к ним на выходные. Это совпало с демонстрацией в Беркли. Рейчел даже толком не помнила, как ее звали. Кейти? Касси? Что-то в этом роде. Ей было девятнадцать лет, и она обожала Эммета, не отходила от него ни на минуту, и двенадцатилетняя Рейчел страшно злилась и ревновала.
Крисси. Вот как ее звали. Красивая, девятнадцатилетняя Крисси. За два дня она сумела подружиться с Рейчел, рассказав ей, сколько у них общего. Они обе потеряли родителей и были очень преданы своим старшим братьям. Брат Крисси учился в Колумбийском университете на факультете журналистики. Она тоже выросла с бабушкой и дедушкой, которые ее очень любили. Ревность Рейчел почти прошла. На следующий день они уехали, а два месяца спустя она погибла, а Эммет ударился в бега.
Она вошла в дом, двигаясь как зомби — мимо ванной, где до сих пор шумела вода, в открытую дверь комнаты Бена. Фотография лежала там, где она ее оставила, — в верхнем ящике стола. Она выдвинула ящик и взглянула в лицо Крисси О'Хэнлон, смотревшей с фотографии пятнадцатилетней давности.
Она не слышала, как он выключил воду и открыл дверь ванной. Она не слышала его приближающихся шагов. Но она почувствовала, что он смотрит на нее, и повернулась.
Его бедра были обернуты толстым банным полотенцем, капли воды поблескивали на волосатой груди. Волосы были мокрые и взъерошенные, а взгляд — настороженный. Теперь она поняла причину этой вечной настороженности.
