Анна Богданова - Юность под залог
– Мое! – торжествующе выкрикивало «солнышко».
– Мам, ну зачем ты ребенка портишь?! Вот чему ты ее учишь?! Золотые кольца воровать? Это ж не игрушка!
– Это я-то порчу?! Я?! Да вам дай волю, так вы бедняжку мою угробите!
– Ну что ты такое говоришь?! Мам, ты хоть чуть-чуть думаешь, что говоришь?!
– А нечего робенка обижать! Не позволю! – Тем обычно дело и заканчивалось – Зинаида Матвеевна, надув щеки, не сводила глаз с внучки (еще, не дай бог, кто обидит!), а Аврора ловила момент, пока Арина отвлечется и забудет про кольцо.
С той поры, когда наша героиня устроилась в гостиницу, к ней что-то уж слишком зачастил Владимир Иванович – когда один, а когда и со своей второй половиной. Гаврилов влетал к молодым в комнату, шарил по шкафам и начинал выцыганивать понравившуюся вещь. Получив желаемое, он не успокаивался и принимался ныть:
– Аврик! Вот ведь сколько я с тобой в детстве возился! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! Тук, тук, тук, тук, тук, – отстукивал он по дверце шкафа. – Сколько конфет тебе покупал! – И Владимир Иванович припоминал дочери все: в какие музеи он ее водил, как на санках зимой катал, как заступался за нее. – Я даже за двойки тебя не ругал! А пальто! Помнишь то пальто, что я подарил тебе на восемнадцатилетие?
– Помню. И что ты хочешь?
– Что это за вопрос? Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! Тук, тук, тук, тук, тук. Что за тон такой вызывающий?! – возмущался образцовый папаша. – Пришла пора возвращать долги. Долг – он ведь платежом красен!
– Ну...
– Что «ну»? Подари Гальке какое-нибудь платьице там или юбочку. Не знаю! Ей совсем носить нечего!
И пока Аврора рылась в тряпках, Зинаида Матвеевна умудрялась пихнуть бывшему мужу записку:
– Володь! Ты глянь, что тебе Аришенька нарисовала! Солнышко! Ты только посмотри! – громко говорила она, после чего шептала: – Бери, бери! – На обратной стороне «рисунка», в котором разобрать солнышко можно было, лишь имея недюжинную фантазию, Зинаида, приложив свою руку, царапала вроде: «Надо б встретиться» или «Назначь день и место».
После банкета в ресторане «Ромашка» Зинаида Матвеевна поняла для себя одну очень важную вещь. Теперь, когда ее бывший муж стал ей совершенно чужим человеком, но его, несомненно, тянуло к ней точно так же, как и ее к нему, женская гордость, которую Гаврилова всегда проявляла по отношению к супругу, стала совершенно неуместной. Более того, чтобы скрыть свою аморальную связь с Владимиром Ивановичем, Зинаида, переступив через неприязнь, высокомерие и враждебность, сумела подружиться с умалишенной соперницей. Да-да! Галина нередко приезжала к Метелкиным вместе с мужем, где вечно околачивалась Аврорина мать под предлогом заботы о внучке. Зинаида Матвеевна позволяла той даже поиграть с Аришей.
Владимир Иванович хватал «рисунок» и, хитро глядя на бывшую супругу, понимающе подмигивал, показывая всем своим существом, что в самом ближайшем времени он звякнет Зинульчику и назначит свидание. Итак, роман Гавриловых, несмотря на все препятствия и трудности (а может, благодаря оным), цвел пышным цветом, с каждым годом становясь все пламеннее и крепче. Так что Зинаида нередко думала: «А может, и не зря я с ним развелась?! Не расстанься мы тогда, кто знает, как бы оно все обернулось!»
Что касается Гени и его отношений с Ириной Стекловой, то они, эти отношения, тоже упрочились. И надо сказать, упрочнение сие было налицо. Живот Ирины лез на нос, Геня вскоре должен был стать счастливым отцом, а Зинаида Матвеевна дважды бабушкой.
Любаха, дочь несчастного Ивана Матвеевича и Галины Тимофеевны, на том самом банкете в ресторане нежданно-негаданно нашла свою любовь. После дебоша, устроенного Метелкиным, она умудрилась поближе познакомиться со скромным на вид инженером Николаем Кротько (мужчиной в очках с роговой оправой) и по совету двоюродной сестры Виолетты настояла на том, чтобы мать устроилась бесплатно работать в ДЭЗ за квартиру для них.
– Не можем же мы все вместе жить в малогабаритке! – возмущалась Любашка. – Мне уже пора устраивать свою личную жизнь – поди, не девочка!
Если говорить об отношениях нашей героини со своим мужем, то они развивались как в итальянской трагикомедии. Метелкины то ругались порой до слез со стороны Авроры и якобы нечаянных, спонтанных рукоприкладств Юрика, то мирились, раскаиваясь в ссоре.
– Нет, Басенка! Я все же дурак! Это я во всем виноват! – едва не плача, признавал свою ошибку Юрий.
– Нет! Юраш! Ты тут ни при чем! Это я во всем виновата! – настаивала на своем Басенка.
Затем обычно молодые нахваливали друг друга.
– Ты хороший! Это я плохая! – самозабвенно кричала Аврора.
– Какая ж ты плохая?! Ты – святая! Это я полудурок!
И так далее. В точности по сценарию известной басни: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку.
В мире молодые жили дня три, т. е. до того, когда Авроре снова пора было собираться на работу. Накрутив бигуди, она ложилась в постель с трепетным, любящим ее Юриком, а просыпалась рядом с монстром. Поутру Метелкин вдруг отчего-то резко переставал с ней разговаривать, ходил мрачнее тучи, выкуривая одну сигарету за другой. Стоило Авроре только уложить волосы, как благоверный накидывался на нее, подобно дикому зверю, и волок в ванную, пихал голову под струю теплой воды – так, что от прически не оставалось и следа. И начиналось все сначала:
– Юр! Ты дурак, что ли?! Куда я с мокрой головой-то пойду? Вообще ничего не соображаешь?!
– А зачем башку накрутила? Для кого? Чтоб красоваться сидеть? Чтоб мужики липли? Да?!
– Но я ж все-таки на сутки иду! И не развлекаться, а работать!
– Ты там, по-моему, только и делаешь, что развлекаешься!
– Придурок ты, Юрка! Я ж лицо всего одиннадцатого этажа! Иностранцы приезжают... Какое у них будет мнение о нашей стране, если за стойкой будет чумичка непричесанная сидеть?!
– А мне плевать, что они будут думать! Пускай за своими бабами смотрят!
– Я тебя ненавижу! – вне себя от злости кричала Аврора. – Вот куда я с мокрой головой?! Куда?
– Вон материн платок пуховый надень и вперед! – хохотал Юрик.
– Уйду я от тебя!
– Да куда ты денешься-то?! Басенка моя!
Но этим дело не ограничивалось. Когда Метелкин сказал жене, что та будет трудиться под его чутким руководством, он не шутил. Ревнуя супругу до безумия, до паранойи, он ухитрялся отпрашиваться с работы и летел на своем верном стальном друге прямиком к знаменитой, ныне не существующей гостинице... Он появлялся перед светлыми очами своей благоверной в самые что ни на есть неожиданные моменты. Как его пускали к ней? О! Для Юрика это не составляло никакой проблемы! Он изловчился и сумел стать хорошим приятелем четырех швейцаров, которые выходили в разные смены. У Метелкина был особый дар располагать к себе людей – он мог к любому влезть в душу, выведать о его горестях и бедах, посочувствовать и с таким же успехом вызвать жалость и сострадание к себе. У него, что называется, был хорошо подвешен язык, несмотря на то что он не прочитал до конца ни одной книги за свою жизнь.
