Елена Лагутина - Искушение любовью
Нет, здесь что-то другое, решила Женя. Надо вспомнить первую реакцию Лили, когда она увидела Власова. Да, точно: она вспомнила его и то, что с ней произошло, почти одновременно. И страх, что муж теперь все узнает, перевесил даже боль потери любимого человека. А страх этот появился именно тогда, когда она узнала во Власове знакомого своего мужа.
Выходит, Власову нужно было напугать Лилю? Странное желание, но вполне логичное: добить Лилю еще одним ударом — страхом быть публично разоблаченной. И это с успехом осуществилось.
Слабым звеном в этой версии все же был механизм попадания Власова на место преступления во время обморока Лили. И очень быстрый приезд милиции. Тоже во время ее обморока. Словно отрежиссированный спектакль, поймала себя на мысли Женя: не успела Лилька грохнуться в обморок, как сразу подоспела милиция и появился откуда-то Власов в милицейской форме, трогательно внимательный и готовый ради едва знакомой ему Лили, ради ее благородного мужа пойти на должностное преступление.
Цирк, честное слово, настоящий спектакль, или у меня с мозгами не все в порядке!
Женя встала, обернувшись в простыню, и начала ходить по комнате. За окном кто-то пьяно выкрикивал слова известной песни, у соседей наверху работал телевизор: были слышны душераздирающие звуки очередного ночного ужастика. Женя поежилась: ужасов ей вполне хватало и в жизни.
Итак, необъяснимым для нее оставался только факт попадания Власова и милиции в дом во время обморока Лили. По сути дела, единственное, в чем она, Женя, могла быть уверена абсолютно точно, так это в обмороке Лили. Это был единственный достоверный факт, не считая трупа Андрея. И эта потеря сознания Лили была зачем-то очень нужна убийце. Конечно, добавила про себя Женя, на обморок преступник вряд ли рассчитывал, если стоял сзади Лили, собираясь ее оглушить, но на какое-то время, когда Лиля будет присутствовать только физически, так сказать, без возможности воспринимать действительность, он очень даже надеялся. Потери сознания, тут же отметила про себя Женя, бывают разными: от одной-двух минут до получаса, но преступник не мог рассчитывать на максимум, значит, он исходил из минимума!
Стоп! Женя встала как вкопанная. Она вдруг вспомнила слова Лили о том, что она подумала, что прошла вечность с того момента, как она вошла в дом, но часы показывали другое, и она им не поверила: подумала, что они просто остановились!
Почему она так подумала? Женя снова начала ходить по комнате, но от этого мысли только путались. Она села. Лиля думала, что прошла вечность, но реально прошло…
У Лили исказилось нормальное чувство времени потому, что за очень короткий промежуток с ней случилось очень много событий! Так какой это был промежуток? Почему она не поверила часам?
Успокойся, скомандовала себе Женя. Постарайся представить себя на Лилином месте: ты лежишь на полу, и сознание только-только возвращается к тебе. Взгляд случайно падает на часы… Что нужно увидеть, чтобы решить, что часы стоят? Нужно увидеть, что они показывают то же самое время, которое было до обморока!
Но этого не может быть! Время-то шло! Что-то здесь не сходится! Хорошо, давай еще раз вернемся только к фактам: Лиля падала в обморок, и это первый факт. Придя в себя, она увидела милиционера и свои часы. Если реален милиционер, значит, реально и то, что она увидела на часах, значит, ей ничего не мерещилось, она все правильно воспринимала, без обмана чувств.
Часы показались ей остановившимися, показывающими то время, когда она входила в дом. Но она же сама потом утверждала, что часы здесь ни при чем! Ни при чем! Значит, часы шли!
Женя встала. Часы шли! Как же это может быть? Очень просто! Женя поняла все и сразу: человек после обморока не сможет различить на маленьком циферблате наручных женских часов две или три минуты, ему покажется, что стрелки стоят на месте!
Обморок Лили длился не более одной-двух минут! Женя от неожиданности остановилась. Как же она не подумала об этом сразу! Одна минута! Да это невероятно! Чтобы приехать через минуту после того, как Лилька упала в обморок, оперативники должны были бы быть где-то рядом. Лилька должна была бы встретить милицейский «газик» где-нибудь в поселке: он не мог свалиться как с неба! Ну если не в поселке, то где-нибудь по дороге! А дорога там только одна: та, по которой ехала Лиля! Но она никого не встретила, иначе обязательно бы насторожилась! И возле дома ничего такого, что показалось бы ей странным, она тоже не увидела! Не было никакого «газика». Если он только не стоял где-то в укрытии поблизости и не подъехал по команде Власова! И тогда вся опергруппа — чистый блеф! Это подсадные утки, которые пощелкивали фотоаппаратом, пока Лилька, лежа на полу, приходила в себя! Больше того, Власов ведь увел Лилю из дома почти сразу под предлогом подышать свежим воздухом!
Не было никакой милиции, с ужасом подумала Женя. Ее внезапно затрясло, и она медленно села на пол. «Боже, какой ужас! Да это же нелюди!» Женька сидела на полу с бьющимся сердцем, но не замечала этого. Мозг продолжал работать: «Проверить это очень просто, и почему я не сделала этого сразу, ума не приложу! Надо просто узнать, был ли звонок в милицию такого-то числа, в такое-то время, по такому-то адресу!»
Дрожь прошла так же внезапно, как и началась. Женя встала с пола и почувствовала в себе уверенность: она начинала понимать их замыслы, а значит, она уже не была слепой, как раньше!
«Спокойно, Женя, — говорила она себе, снова укладываясь в кровать. — Нужно все проверить! Но только — завтра. А сейчас — спать».
Немного поворочавшись, на этот раз она все-таки уснула.
Следующий день выдался суматошным. Утром Женя проспала и убежала в поликлинику едва умывшись и без завтрака. На прием к психиатру была большая очередь с недоразумениями и несколькими конфликтами местного, коридорного, масштаба: попадались пациенты, справедливо считавшие, что очередь слишком большая, но делавшие из этого неверные выводы, обвиняя медицинский персонал в неповоротливости.
Врач и медсестра, в испарине и с суровыми лицами, являли собой пример полной сосредоточенности, работая в режиме хорошо отлаженных полуавтоматов. У них не случилось даже десятиминутной передышки, чтобы съесть хотя бы сухое печенье или сгрызть по яблоку.
Женя помогала как могла, работая в качестве среднего медицинского звена, заранее отыскивая карточки тех, кто ожидал своей очереди. Но помогало это мало: взамен ушедших все подходили и подходили новые пациенты. Жене стало казаться, что прошло уже так много времени, что про них, несчастных медработников, уже все забыли, что они на необитаемом острове, а пациенты — это море, готовое их захлестнуть, и помощи ждать им неоткуда.
