Татьяна Тронина - Свидание под дождем
– Я неправильно выразилась. Деньги меня интересуют, да, – неохотно призналась Зоя. – Но я не собираюсь рисковать ради них своей карьерой. Ты думаешь, если на балерину нацепить маску, то ее никто не узнает? Ничего подобного. Опытный специалист сразу определит, кто именно перед ним – по характерным движениям, свойственным только одному танцору. Танец – это как почерк, он индивидуален. К тому же человека можно узнать по внешним пропорциям, форме рук, ног, головы…
– У тебя паранойя на этой почве, Зоя. Ладно, если тебя вдруг кто-то узнает и сообщит твоему начальству в «Российском балете», я еще раз переговорю с Мальтизеном, он защитит тебя.
– Мальтизен не станет меня защищать. Ты преувеличиваешь его значимость в театре. Скорее он меня сразу сдаст, поскольку сам боится за свою карьеру. Он окажется не в восторге от того, что его протеже связалась с шоу-бизнесом… И на тебя он тоже разозлится, что ты его в невыгодном свете перед начальством выставил, – устало произнесла Зоя. – Ты, Глеб, совершенно не понимаешь, что такое серьезный балет. Да, если бы я работала в прежнем театре, я бы могла решиться на подобную подработку, но не сейчас… Я тебе в стотысячный раз говорю: найди начинающую танцовщицу из кордебалета, из самого обычного театра – и привалит тебе счастье. Зрителю на твоем шоу будет абсолютно все равно, кто перед ним танцует умирающего лебедя – прима или начинающая. Истинных знатоков искусства так мало… – закончила она свою речь.
Зое было немного неловко перед Глебом. Ну как же, он, наверное, считает ее неблагодарной… Хотя девушка с самого начала предупреждала его, что вряд ли станет танцевать на подмостках его галереи, в паузах между показом «оживших картин».
Глеб молчал, слегка крутясь из стороны в сторону на своем вращающемся кресле. Зоя тоже сидела молча перед ним, опустив глаза.
– Я думал, ты меня поддержишь, – наконец с коротким смешком произнес он.
– Я тоже думала, что ты меня поймешь, – ответила она.
– Я столько для тебя сделал…
– Я тебе очень благодарна.
– Я думал, ты можешь стать мне настоящей соратницей.
– Я думала, ты не станешь на меня давить, – мрачно возразила Зоя.
– Ты непробиваемая.
– Ты непробиваемый.
– Какой бессмысленный, глупый разговор у нас получился… – нервно зевнул Глеб. – Я почти не сплю, у меня голова кругом. А ты меня просто решила добить.
– У меня ситуация не лучше. Я беременна, – сказала Зоя, по-прежнему не поднимая глаз.
Пауза. «Почему он никак не реагирует?» – Девушка наконец взглянула на Глеба. Тот сидел неподвижно, вцепившись пальцами в краешек стола, причем столь крепко, что косточки у пальцев побелели…
– Что, прости? – невнятно переспросил он.
– Я жду ребенка. Не хотела тебе это говорить именно сейчас… Но иначе, наверное, нельзя.
– И… что дальше? – Глеб опять принялся судорожно вертеться в кресле – вправо-влево, вправо-влево. – Нет, все равно не понимаю. Ты беременна?! Мы же предохранялись… Это невозможно. Или?.. Нет, решительно ничего не понимаю. Зачем ты беременна? А как же твой новый театр?
– Не знаю пока. У меня в голове ни одной мысли. Я сама не понимаю, как у нас с тобой так получилось… Я в шоке, честно. Я ничего не хочу, мне плохо, мне страшно, – стараясь выглядеть и говорить спокойно, призналась Зоя, но голос тем не менее у нее задрожал. Потом она добавила зачем-то: – Это твой ребенок.
– Да верю я, что это мой ребенок… Но я о нем просил разве? Мы же договаривались – никаких детей! Да, а ты понимаешь, что мужчина должен попросить о ребенке?
– Да. Я с тобой согласна. Но я сама не понимаю, как я могла оказаться в столь пошлой ситуации…
– И что ты хочешь?
– Не знаю.
– Но твой театр…
– Если там узнают о моей беременности, то вряд ли со мной подпишут контракт. Если же я их всех обману и со мной, беременной, этот контракт подпишут, то вряд ли я сохраню с руководством театра хорошие отношения. Патовая ситуация, – вздохнула Зоя.
– Ты хочешь этого ребенка? Он для тебя важнее, чем дело всей твоей жизни?
– Я не хочу ребенка. Я чайлдфри, наверное.
– Кто? А, да, слышал такое слово… – Глеб перестал вертеться в кресле, откинулся на спинку, словно в изнеможении. – Если честно, я сам этот, как ты выразилась… чайлдфри. Я рос в большой семье, трое старших братьев… У моего друга, одноклассника, помню, в семье было десять детей, видел его страдания. Словом, это все неприятно. У меня нет никакого трепета перед деторождением. Даже и одного ребенка не хотел бы. Честно. Я думал, что в этом вопросе мы с тобой сходимся.
– Мы до сих пор в нем сходимся, – с тоской заметила Зоя. – Как мне хотеть этого ребенка, как потом любить, если он уничтожит мою карьеру, мою жизнь…
– Ну так не рожай его, в чем проблема? – тоже с тоской воскликнул Глеб. – Как я понимаю, это совершенно простая, безболезненная операция и, при уровне нынешней медицины, практически не несущая последствий для женского организма…
– Да. Тем более мы в Москве, где полно хороших клиник и замечательных врачей, не где-то там в тьмутаракани, где один фельдшер на всю больницу… – кивнула Зоя.
– Точно. И ты бы могла мне вовсе не говорить об этом и решить этот вопрос сама! Послушай, ну противно же… Я мужчина, а ты меня об этом заставляешь думать.
– А что мне, молчать теперь? Мы оба виноваты в сложившейся ситуации, – неожиданно разозлилась Зоя. – Оба! И ответственность теперь тоже лежит на нас обоих. Это какой-то феодализм, дикость, когда все проблемы, как ты выразился, деторождения перекладываются на одну только женщину.
– Но ты же не собираешься рожать?
– Н-нет.
– Зачем же ты меня тогда мучаешь сейчас? Да еще в столь трудный момент, когда я весь на нервах…
– Я не могла тебе не сказать. Поскольку считаю, что ответственность за произошедшее несем мы оба, – рассудительно повторила Зоя. – А вдруг ты бы… это же и твой ребенок тоже, ты имеешь полное право высказать свое мнение… а вдруг ты бы захотел стать отцом?
– Я?! Да я не знаю, как дела у меня дальше пойдут, может, я банкротом скоро стану… Нищету плодить? Нет, спасибо, нищеты я в детстве нахлебался… Я не хочу становиться отцом, не хочу! И потом. Ты же такая упертая, непробиваемая. Когда это ты меня слушала? Когда ты моим мнением интересовалась? Ты же не женщина, ты танк. Ты прешь куда тебе надо, даже не глядя, по телам… Ты не хочешь идти мне навстречу, мне, тому, который помог тебе попасть в «Российский балет», унижался перед этим циником Мальтизеном… Ты даже не хочешь танцевать на открытии галереи… – Глеб не договорил, спрятал свое лицо в ладонях.
– Послушай, я тебе очень благодарна за твой разговор с Мальтизеном, но это же не значит, что теперь из меня веревки можно вить!
