Разрушение в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

— Что еще? — спросил Оскар, поворачиваясь к Бриттани. — Потому что как только мы посчитаем цену, пути назад не будет.

Бриттани кивнула и сглотнула.

— Мне нужно, чтобы вы ребята, разобрались с… другим парнем, с которым у меня проблемы, — она выдыхает и прижимает к груди скомканный свитер. — Это, и я хочу снова сойтись, — добавила она, и я чувствую, как внутри становится то жарко, то холодно. — В том случае, если ребенок его.

— Если? — повторил Хаэль, и клянусь, я могла чувствовать биение его сердца у моей спины. Я провожу пальцами по его татуированным рукам, задевая ногтями волосы. Он вздрагивает позади меня, но я не могу сказать это потому, что ему нравится, как я касаюсь его, или потому, что он абсолютно взбешен присутствием Бриттани.

— Другое мое условие: я хочу поговорить с Хаэлем наедине, — Бриттни сузила глаза в направлении меня. — И если ребенок его, то я хочу, чтобы мы снова были вместе, и хочу, чтобы она… — Бриттани указала кончиком своего ногтя с френчем на меня, — убрала свои распутные руки от него.

Из меня вырвался случайный смех, и мне потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не набросится на девушку, ударить ее куда-нибудь не в живот и слушать, как она воет от боли.

— Это невозможно, — поправил Оскар прежде, чем я смогла усомниться в собственном самообладании. — Бернадетт — член Хавок, Хаэль — член Хавок. Это подписано и запечатано кровью, это необратимо.

— Ты — член Хавок, и ты не трахаешь его, — Бриттани бросается на Оскара, вытягивая руку, чтобы подчеркнуть, что она еще крепче сжимает свой испорченный свитер. Оскар одаривает ее долгим, изучающим взглядом.

— Нет, не трахаю, но мог бы, если бы хотел. Хавок — семья, а ты — нет, и никогда не будешь. Итак. Я рассмотрю твой запрос и вернусь с ценой, но то, чем Бернадетт и Хаэль занимаются в спальне, никогда не будет твоим делом, — Оскар отвернулся от нее и пошел к Камаро, останавливаясь, чтобы бросить на Бриттани взгляд через плечо. — Встретимся завтра после школы у подъезда, и мы назовем вам нашу цену.

— На вашей стороне дороги? — захлебнулась Бриттани, но никому из нас не надо было ей отвечать. Мы все знали, что ответ на вопрос «да».

Хаэль открыл для пассажирскую дверь, и я залезла внутрь, решив, что, хотя бы сегодня, я приму его джентельменские дополнения. Бриттани смотрит на нас, пока Оскар и Хаэль обходят, чтобы забраться в машину со стороны водителя, но она знает, что лучше ничего не говорить. Большинство учеников этой школы предпочли бы совершить харакири[21], чем позвать Хавок. Она должна знать, что ходит по тонкому льду.

— Обо всем том дерьме, котором ты сказала, что я — твой, — начал Хаэль, но я проигнорировала его, наклоняясь вперед и нажимая «Воспроизвести» на колонке, включая Hollywood Undead — Lion.

— Не начинай, — сказала я ему, опускаясь обратно на сидение и закрывая глаза. Я измотана, но могла бы проспать тысячу лет и не найти покоя. Нет, я не смогу на самом деле отдохнуть, пока каждое имя в моем списке не будет перечеркнуто кроваво-красной посадой и похоронено.

— Вся ее просьба — это бред, — огрызнулась я, сидя на одном из старых столов для пикника, пока наблюдала за тем, как по ту сторону железных путей детишки школы Фуллер заезжают на подъездную дорожку. Давненько мы не посещали старую жировую яму, но должна сказать, от этого становится хорошо, сидя здесь, окруженной другими отверженными школы Прескотт, словно это именно то, где я должна быть.

— Это не важно, — отстраненно сказал Вик, откинувшись на спинку стола, в черном женском свитере, его волосы зализаны назад, будто он Джон Траволта или кто-то наподобии. — Ты не хуже остальных знаешь, что, когда кто-то зовет Хавок, они выставляют требования, а мы — цену.

Хаель молча сидел напротив нас, его голова утопала в руках. Его кроваво-красные волосы ловили свет, пока он проходил через что-то, напоминающую траурную процессию, словно он прощается с жизнью, которую знал. Я бы спросила, как дела могут пойти еще хуже, чем уже есть, но потом я понимаю, что верхушка — лишь иллюзия. Судьба — сука, она вгрызется в камень под вашими ногами, а отправит тебя в ад при первой возможности.

Что может быть хуже ментально больной матери, осужденного за убийство отца и войны банд на твоих руках?

Верно, добавив младенца от женщины, которую ненавидишь.

— Я уже посчитал цену за ее просьбу, — добавил Оскар, сверяясь со своим iPad, как он обычно делал. Не удивлюсь, если он смазывать его, а еще и трахает. — Пожизненное обязательство со стороны Хаэля требует жизни взамен. Это не то, что она сможет заплатить.

Дрожь пробежала по моей коже, когда я надкусила свой бургер, медленно слизывая соус с края свои губ, пока Аарон наблюдал за мной. Он сделал то же самое со своим бургером, и я почти улыбнулась. То есть, я бы могла, если бы Оскар только что не предположил, что цена отцовства Хаэля — убийство.

— Но? — спросил Вик, закрывая свои глаза от солнца, словно он далеко-далеко отсюда. Переведя свое внимание на Каллума, я вижу, как он ставит на поднос свой чересчур большой заказ на картошку и поливает ее кетчупом. Он замирает сразу после того, как сделал это, уставившись на густую, красную жидкость, словно его разум тоже где-то не здесь. Возможно, на вечеринке, с кровью Дэнни, окрасившую пол.

Он заметил меня смотрящую и натянул жестокую улыбку, надевая капюшон и скрывая золотой блеск своих блондинистых волос. Когда он кладет длинную картофелину между своими губами, это не было обычным невинным движением.

«Это может ничего не значит, а может значить все. Мы не должны обсуждать это. Просто реши, чего ты хочешь».

Я снова перевела свое внимание на Оскара.

— Ты думаешь, что здесь есть «но», — сказал Оскар, улыбаясь тем образом, который напоминает мне холодные могилы и мавзолеи с плачущими ангелами. Эта мысль вскоре перетекает в то, что кто из-за нас трахается на кладбище, и я скриплю