Немного о потерянном времени - Дора Шабанн
— Спокойно. Мы разберемся и все решим, — Руслан устраивается рядом со мной на стуле, и я с болью смотрю на его свежие шрамы.
Тонкая нежная розовая кожа.
Сердце мне на части разрывает мысль, что он мог погибнуть.
Нет.
Я должна его спасти. Защитить, хотя бы от зла, мне известного:
— Да. Решим прямо сейчас. Всеволод нас видел тогда. В мае. У него есть фото и видео. И если у меня давно нет преподавательской карьеры, то твои родители могут сильно пострадать, да и на твою безупречную репутацию гадостей выльется масса. Поэтому прошу тебя, пойми…
— Тише, Лада. Это решаемо. Репутация самого Бенедикта давно на дне. Кого будут слушать: домашнего тирана, отвратительного отца и неверного мужа или гениального ученого, руководителя особой космической программы Министерства Обороны? Или заслуженного деятеля науки и образования, профессора с сотнями публикаций и десятком защитившихся под ее руководством кандидатов наук? — Руслан гладит мои руки, греет в своих. Дарит невозможные, немыслимые тепло и спокойствие.
Вселяет в меня уверенность, которой никогда раньше не было.
Я должна, просто обязана его спасти.
— У Всеволода столько связей, еще от отца остались, его все поддержат, мужчине ведь можно.
— Что можно?
— Все можно. Вести себя, как хочется. Делать, что угодно и ничего ему за это не будет.
Руслан хмурится сильнее, поводит плечами так, что я начинаю переживать, а не пойдет ли он отсюда высказывать свои претензии моему мужу?
Вдыхает, выдыхает, а потом выдает:
— Теперь будет. Расслабься, Лада. Вы с дочерью больше не одни.
Невозможная мечта.
Но это так прекрасно — хотя бы услышать подобное от мужчины, занимающего все в тебе: и сердце, и разум, и душу.
— Ты не представляешь, на что он способен. А сейчас, когда я подала заявление и в полицию, и на развод, Сева ужасно зол.
— Послушай меня, пожалуйста, — Руслан тянет меня за руки на себя, устраивает на коленях.
Я таю и с замиранием сердца прячу лицо в изгибе его шеи.
— Лада, я люблю тебя так давно. Я все сделаю для того, чтобы быть с тобой рядом. Чтобы ты стала счастливой. И никакой старый муж-тиран меня не остановит.
— У меня дочь-инвалид, я старше тебя, я тебе не подхожу, — шепчу из последних сил.
— Тише, малышка, мы все решим. Я тоже инвалид теперь, но никакие бумаги не помешают мне обеспечить вам нормальную жизнь.
Сердце сжимается, когда он так безразлично, походя, говорит про ранение и его последствия. Про рухнувшую карьеру и планы. Но я не могу, не могу позволить себе жалость:
— Руслан, ты не хочешь меня услышать — у тебя вся жизнь впереди. Ты можешь выбрать любую: молодую, здоровую, красивую, без проблем, без детей от неудачного брака и с тяжелым заболеванием.
Фыркает в макушку, а меня по спине продирает мурашками. Никогда и ни с кем такого не было. А следующие его слова абсолютно лишают меня уверенности в собственной правоте:
— Я выбрал. Тебя. И твою дочь. Я, видимо, очень уж хотел на приемного отца хоть чем-то походить.
Боже, как же больно. Самой себе вырывать сердце, но у меня нет, нет выбора:
— Ты не хочешь понять — я не имею права стать причиной проблем и бед в твоей семье. Не могу. Прости меня. Я такая дура, поддалась, замечалась. Ты — замечательный! Ты обязательно будешь счастлив, ты это заслужил. Но без меня. Умоляю, оставь меня.
Забираюсь на больничную койку, укутываясь в покрывало.
Меня знобит. Глаза печет, горло дерет. Сил нет.
Руслан тяжело вздыхает, кивает, поднимается и выходит из палаты.
А я шепчу, как заклинание:
— Это больница. Рядом дети. Это больница.
Выть и рыдать во весь голос я буду не здесь.
Глава 47
Руслан
Да, такого лютого трындеца в голове у Лады Юрьевны я, конечно, не ожидал, хоть мать меня и предупреждала, что с ней нужно будет, как с Ником действовать — приручать. А лучше замотать с головой в плед и держать покрепче, пока не проорется.
Ну, ничего. Я теперь не спешу, на психе и волне негодования никуда не бегу, принцип «назло батяне уши отморожу» больше не проповедую.
Где тут пост дежурных медсестер?
— Добрый день, девицы-красавицы, там бы матери одной, тревожной, успокоительного капель сорок-сорок пять?
Всего-то делов: вежливо поздоровался, улыбнулся, а какой эффект? Прав был папа Влад, прав, женщины ценят вежливость и внимание. Через минут десять иду к Ладе с благоухающим травой трофеем в мензурке.
Открываю тихонько дверь в коридор и заглядываю в левую палату. А там — море разливанное, как говорит матушка, когда слезы неостановимым потоком.
А маленькую уже трясет в истерике. Бл*, не хватит нам этого успокоительного.
Ставлю добытое на столик, прихватываю лежащее рядом одеяло. Р-р-раз. Завернуть, спеленать, на руки поднять и на койку упасть с драгоценной добычей.
О, и колыбельная батина армейская, исполняемая для Ника пригодилась:
Раз-два — под одеяло!
Три-четыре — на бочок!
Шесть-семь — спать всем!
Все упали, все отжались
И заснули, постарались!
Ну-ка, кто тут не зевает?
Кто глаза не закрывает?
Кто прилежно не храпит?
Кто тут до сих пор не спит?
Руки вытянуть по швам!
На подушке голова!
Сорок пять секунд — отбой,
Кто не спит — пойдет со мной.
Будет он всю ночь не спать,
На плацу маршировать. [1]
Бред, конечно, страшный, но бро заходит на ура, да и Ладу вот успокоило.
Хихикает.
Да, сквозь сопли и слезы, но есть же?
— Руслан, как ты? — выпутывается из одеяла моя мечта, стирает с лица соленую горечь и печаль, а после, закрыв ладошками нос и рот, вопросительно мерцает глазами.
Вздыхаю:
— Лада, я же сказал — мы вместе. Отсюда и навсегда. Держи, я тебе кое-что от нервов раздобыл, — гордо хвастаюсь и спокойно вливаю Ладуше в рот это волшебное зелье.
— Правда? — еле слышно шепчет.
Прижимаю к себе сильнее, целую в висок и отвечаю также: «Да-да-да…»
Сидим тихонечко, я глажу по спине любимую и крепко держу в руках свое строптивое сокровище, которое теперь нежно сопит мне в шею.
Вот такое трудное сука счастье.
Иногда Лада медленно моргает, и тогда я весь ощущаю, что это за гребаный «поцелуй бабочки». Пробирает на сквозняк, от пяток до макушки, ну и ясно, где еще. Но только не время сейчас для плотского, мы еще «душу не утешили, сердечные раны не исцелили», нах*. Нам пока не до секса. А жаль.
Спокойствие и тишину ожидания нарушает своим появлением одна из дежурных сестричек:
— Ой, Руслан, я вот вам тут кофе принесла.
Лада орлицей вспархивает с моих колен и безапелляционным тоном заявляет:
— Мы вам очень благодарны, но, увы, Руслану кофе категорически нельзя. Здоровье не позволяет. Процесс восстановления организма требует жесткого соблюдения врачебных предписаний, вам ли не знать.
С улыбкой разворачивается ко мне и целует. Сама. Впервые.
Так отчаянно, словно метит территорию.
Наконец-то, бл*!
В голове звенит, руки на ее плечах свело, воздуха не хватает, во мне все, что может и не может, поднялось нах*.
Детка, что же ты со мной творишь?
Сдохну сейчас, помру бл* от счастья.
А после, наплевав на зрительницу, шепчет, слегка задевая губами ухо:
— Я ждала тебя. Да, долго думала. Ну, дура была, прости.
— А теперь? — с трудом вдыхаю, а после выдыхаю чуть слышно.
— Сейчас очнулась. Ты мне всегда был нужен… только мысли о тебе и спасали. Люблю тебя.
Так вот, как это бывает.
Не верил. Судорожно втягиваю воздух.
Мечтал, но уже бл* не ждал. Утыкаюсь носом ей в шею и медленно выдыхаю.
Сердце замерло.
Взрыв сверхновой, сука.
От счастья ослеп и оглох.
Только Ладу сильней прижимаю. Держу крепко.
И это, я знаю — навсегда.
Трясу головой, пытаюсь прийти в себя. Не время орать от разрывающего счастья. Не место.
Снова устраиваю драгоценную на коленях. Молча обнимаемся, а маленькая в моих руках будто бы прячется. Словно в меня зарыться старается.
А я? Да я бл* только за.
Сжимать ее теплое, нежное тело, слышать удары сердца, выдыхать ее запах.
Сука, я романтик.
Бл* батя будет долго ржать, Ник затроллит, а мама, мама не удивится. Она мне так лет десять назад и говорила. Да я, баран, не верил.
А потом до меня вдруг доходит:
— Ты понимаешь, что мы с тобой, выходит, реально эм-м-м идиоты? Сука, столько времени просрали, в дерьме наплавались…
— Опыт получили незабываемый! — сквозь слезы смеется Лада.
— Это точно! И даст бог, неповторимый. На хрен. Достаточно боли и бреда в наших
