Полюбить Рождество - Елена Богданова
* * *
[1] — Песня из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию»
Глава 24 Никита Демьянов
— Па, не могу поверить, что ты согласился на это, — угрюмо буркнул я, крепче сжимая руль. — Ты ведь знаешь, чем всё закончилось между мной и Аней, и всё равно принял предложение Смирновых отпраздновать с ними Рождество. Ещё и меня втянул в это дело.
— Никит, посмотри правде в глаза. Ты знал, что такое возможно, но всё равно рискнул, признавшись перед всеми гостями, что любишь сестру своего лучшего друга.
— Может, хватит напоминать мне об этом? — почти выстанываю я.
— Я гордился тобой как никогда. — изрекает отец.
— Значит, ты не собираешься молчать? — бормочу севшим голосом и рваным тоном.
— Ни за что, — расплылся в улыбке Демьянов — старший.
Я заскрежетал зубами и решил хранить молчание. Я не был мазохистом, но вместе с тем согласился поехать на эту дурацкую рождественскую вечеринку к Смирновым, зная, что буду страдать.
После разговора с Аней я вернулся в зал и направился прямиком к Лиле и Димону, а потом подошёл к своему отцу, чтобы сказать, что ухожу.
Она, похоже, сделала то же самое, потому что Димон потом с сожалением заметил, что его сестра так и не вернулась на банкет. Наверное, все подумали, что мы с Аней уединились, чтобы побыть вдвоем.
Жаль, но всё вышло по-другому.
Я вернулся домой, чувствуя себя круглым идиотом, а сейчас меня вынуждали увидеться с ней снова. Смотрю исключительно на дорогу, потому что в груди уже закипает адское варево из тех эмоций, которые под гнётом чужих чувств контролировать будет крайне тяжело. Я ещё не увидел её, а мне, сука, уже разрывает душу. По живому…
Сжимаю и разжимаю кулаки, планомерно перевожу дыхание, прежде чем выйти из машины. С хозяевами дома встречаемся за домом, куда нас принесли ноги и пряный аромат мяса. Во дворе снег лежит, а дяде Саше хоть бы хны. Стоит в одной рубашке и шаманит над мангалом, напевая себе под нос.
— Смирный, с праздником! — здоровается мой отец, ещё до того как останавливаемся рядом с хозяином.
— О, привет, — отвечает дядя Саша, пожимая по очереди нам руки. — Держите, для аппетита.
У нас забирают подарочную продуктовую корзину, которую мы с отцом принесли с собой, и вручают по бокалу вина.
— Саш, ну ты чего гостей на морозе держишь⁈ — восклицает со стороны дома тётя Рита. — А ну, заходите в дом.
Заходим с отцом в дом. Скидываем верхнюю одежду. Ни кого, кроме Маргариты Николаевной, в доме не встречаем. Молодоженны, ясное дело, наверняка, увлечены друг другом. Но даже Аня не появляется, и я, конечно же, не собираюсь спрашивать, где она.
— Мы ведь не вчетвером будем праздновать сегодня? — словно читая мои мысли, спрашивает отец у хозяйки дома.
— К нам присоединятся Лиля и Дима, — отвечает Маргарита Николаевна. — Они поехали с Аней в город, но скоро должны вернуться.
— Что-то случилось? — не удержался я.
— Нет. Диме нужно было по работе, а девчонки сели к нему на хвост. Думаю, им просто не хотелось сидеть дома.
— Вот как. — проговариваю тихо.
— Ты удивлен? — спросила тетя Рита, помогая своему мужу установить блюдо с шашлыком на стол. — Наверное, потому, что Аня вела себя так, чтобы у тебя создалось впечатление, что с ней всё в порядке.
— Нет. У неё никогда не получалось надуть меня. — толкаю и замираю. Покусывая губы, незаметно перевожу дыхание: — Я удивился, потому что у меня создалось впечатление, что вы с дядей Сашей не знаете о её страданиях.
Родители Ани обмениваются взглядами, прекращая сортировку стола.
— Эта девочка откусит собственную руку, чтобы отгородить нас от боли, — вздохнула Маргарита Николаевна. — Жаль, что она отказывается говорить всё, как есть.
— Мне кажется, она считает… — я замолкаю, подумав, что обманываю доверие Ани, но потом смотрю на выражение лица её матери и решаю, что должен сказать: — Она считает, что в том, что свадьбу пришлось отменить, целиком её вина. И она не хочет говорить вам правду, потому что боится, что вы плохо о ней подумаете.
Лицо тети Риты побледнело, а лицо дяди Саши вытянулось. Повисла неловкая пауза, которую, кажется, никто из нас не способен разрушить. И которую нарушает щелчок открываемой входной двери. И в этот момент у меня сердце замирает.
— Никит, спасибо, что рассказал, — тихо поблагодарила меня тетя Рита и кивнула дяде Саше, чтоб тот встретил детей. — И как бы там ни было, мы считаем, что вы с Аней будете чудесной парой.
Маргарита Николаевна вздыхает и оглядывает накрытый стол.
— Ты молодец, — заметил мой отец.
— Надеюсь, я не испортил всё ещё больше. — выговариваю сдавленно.
— Не думаю. — заключает легко и добавляет: — Ты знаешь её лучше, чем кто-либо другой.
— То-то и оно…
— Вы как раз вовремя, — раздаётся громогласный голос дяди Саши из прихожей. — Мясо только с огня снял. Поторапливайтесь, а то остынет.
В комнату входит хозяин, следом за ним идут улыбающиеся Дима и Лиля, а за ними следует Аня.
Грудь обжигает изнутри. Дышать становится нереально тяжело. Я тут же ловлю чувство тревоги и беспокойства, увидев её побледневшее, натянутое лицо. Когда Аня глянула на меня, её глаза просияли, но потом снова потухли. Я буквально ощутил, как разрывается её сердце. И когда она кивнула мне и поцеловала в щёку моего отца, я почувствовал, как со звоном разбивается мое собственное сердце.
Анна Смирнова.
Однажды Рождество снова станет чудесным праздником.
Никто не будет напрягаться, избегая запретных тем.
В прошлом году все боялись говорить о моей свадьбе. В этом году все обходят тему моих отношений с Никитой, который теперь полностью избегает меня.
— Может, хватит пить? — толкает Дима, присаживаясь рядом со мной на ступеньки крыльца.
— Это всего третий бокал. — отмахиваюсь я.
— Ты почти ничего не ела, — возражает брат и, забрав у меня вино, вручает мне пустой бокал. — Пожалуйста.
Я ворчу себе под нос и ставлю бокал рядом с собой.
— Кстати, а почему ты сидишь тут одна с вином? — разбирает его неожиданное любопытство. — Никитос уехал час назад.
В груди резко вспыхивает пожар. Но по сравнению со всем, что я пережила, эта боль сладкая.
— Дело не в нём.
— Аня. — выдыхает брат тяжело. — Послушай. Я очень люблю тебя, но тебе пора прекратить жалеть себя.
— В смысле? — задыхаюсь от возмущения.
— Уже год прошёл. — недовольно бурчит он. — Довольно много времени, чтобы избавиться
