Черные розы - Саманта Кристи
Скайлар снова крутит пальцами прядь волос.
– На два месяца.
– На два месяца?! – Не веря своим ушам, я перевожу взгляд с одного из них на другого – но кажется, что никого это не волнует так сильно, как меня. – На два месяца? – снова переспрашиваю я, хотя уверена, что не ослышалась. – Но ведь платье почти готово. Осталось только добавить кружево. Как это может занять два месяца? А если дело в церкви, то я уже сказала, что вы можете пожениться прямо здесь.
Скайлар качает головой:
– Все уже решено, Пайпер. Мы перенесли свадьбу на седьмое июля. Это было очень нелегко, так что мы ни за что не будем снова менять дату.
Я пытаюсь найти причину, о которой они не подумали. Причину, по которой им придется пожениться раньше. Я смотрю на Мейсона, и тут меня осеняет:
– У тебя же футбол! Ты будешь очень занят. Разве у тебя к этому времени еще не начнутся тренировки?
– Не-а. В июле мы практически свободны. А тренировочный лагерь начинается только тридцатого.
Мой взгляд мечется между ними, потом наконец останавливается на Мейсоне, и у меня закипает кровь.
– Ты об этом знал?! Ты знал и ничего не сказал?
– Он ничего не знал, – отвечает Гриффин. – Он мой лучший друг, Пайпер. Я знаю его расписание не хуже, чем он сам. Это решение мое и Скайлар. Мне очень жаль, если это нарушает твои планы вернуться за границу. Но мне придется жить с этой женщиной до конца своих дней, и я, черт побери, не собираюсь начинать эту жизнь с отказа подарить ей свадьбу, о которой она мечтала.
Я подсчитываю в уме. Четыре месяца. В конечном счете я проведу вдали от Чарли четыре месяца. Чарли. Моя скала. Моя опора. Залог моего душевного равновесия. У меня начинается паника.
– Мне нужно написать Чарли.
Я перепрыгиваю через две ступеньки, не обращая внимания на слова сестры о том, что она приготовила для всех завтрак.
Мы переписываемся уже полчаса. Болтаем про фильмы. Про музыку. А теперь перешли на болтовню про книги. Мне приходит в голову, что у нас слишком много свободного времени.
Мы с Чарли иногда беремся за временную работу, чтобы подзаработать в дополнение к деньгам, которые присылают мои родители, но обычно всего на пару дней. Работа бывает самая разная, но в основном мы работаем официантками. Мы обе это ненавидим, и обычно нас увольняют за то, что мы врезали какому-нибудь козлу за то, что он нас лапал. Мы никогда не работаем в элегантных ресторанах, как «У Митчелла». Обычно это какая-нибудь забегаловка, в которой персонал не задерживается надолго из-за несдержанных посетителей. Поэтому мы научились экономить деньги и выжимать максимум из того, что у нас есть. Это означает, что нам приходится от многого отказываться, например, от ванной в номере или от хорошей одежды. Зато мы можем делать то, что хотим и когда хотим, а это единственное, что по-настоящему важно.
Мейсон называет меня Принцессой. Его представление о моей жизни очень далеко от реальности. Он, наверное, думает, что я живу в роскошных отелях, где персонал исполняет любую мою прихоть.
Мы с Чарли продолжаем писать друг другу бессмысленную чепуху. Мы обе избегаем темы, на которую, как мы обе знаем, нам нужно поговорить.
Чарли: Так что…
Мой палец замирает над экраном телефона. Вот оно.
Я: Ага.
Чарли: Еще два месяца, значит?
Я: Мне так жаль!
Я чувствую себя ужасно виноватой из-за того, что оставляю ее так надолго. Потом мне приходит в голову, что нет никакой причины, по которой я должна быть здесь. Планирование свадьбы практически завершено. Я могу сесть в самолет и вернуться к Чарли хоть завтра. А потом снова прилететь в Нью-Йорк в июле. Меня охватывает радостное возбуждение, и тут же становится тяжело на душе, потому что я вспоминаю про Мейсона.
Осознав это, я кладу телефон на постель. Я могу уехать от сестер. От родителей. Даже от Мэддокса. Но при мысли о том, что я уеду от Мейсона, которого я едва знаю, живот у меня сводит от горя. Я прикрываю глаза и воссоздаю в воображении черты его лица.
Нет. Самое важное для меня – это Чарли. Моя преданность принадлежит ей. Мы дали друг другу обещание, даже клятву. Мы должны вдвоем противостоять всему миру. Что бы ни случилось.
Я не обращаю внимания на боль, которая зарождается у меня где-то возле сердца.
Я: Я вернусь. Мне совершенно необязательно здесь оставаться. Я уеду завтра, а потом просто снова прилечу на свадьбу в июле.
Я смотрю на экран телефона, ожидая ее ответа. Я вздрагиваю, когда телефон звонит, и на экране появляется фотография Чарли. Я провожу пальцем по экрану и отвечаю на звонок.
И даже не успеваю поздороваться, потому что Чарли начинает кричать:
– Ты не сделаешь ничего подобного, Пайпс! Ты нужна своим сестрам. К тому же я уже купила билет в Сидней. Я вылетаю сегодня.
В моей голове борются две противоположные эмоции. Облегчение и грусть.
И еще чувство вины. Чувство вины из-за облегчения, которое я испытываю от того, что Чарли не умоляет меня вернуться. Вины из-за маленькой части меня, которая хочет быть где-то еще, а не с ней. Вины из-за того, что все это происходит из-за мужчины. Мы поклялись, что никогда ни одному мужчине не позволим встать между нами. Никогда не позволим мужчине проникнуть в нашу жизнь и выбить у нас почву из-под ног, как многие из них делают. В конечном итоге они все так делают. Все отношения заканчиваются. Смертью, разводом, скукой, насилием. Все отношения заканчиваются плохо.
Я эгоистично раздумываю, не решила ли Чарли жить своей жизнью без меня. Мы еще никогда не расставались так надолго.
– Ты едешь в Австралию без меня? А как же – как там его – Донован? Он едет с тобой?
– Донован – это история месячной давности. Ты же не думала, что это у нас надолго, правда? Кому этого не знать, как не тебе. Он на пару недель предоставил мне пищу и кров, только
