Машенька и опер Медведев (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"
- "У тебя сердце!" - с отвращением передразнивает он её.
Эльвира, молча стуча каблуками, уходит из кухни. Слышу, как поднимается по лестнице вверх. Встречаемся взглядами.
- Извини... - отворачиваюсь я.
Приобняв на мгновение, ведет по спине рукой.
- Не сутулься.
- Почему ты ему позволяешь так разговаривать?
- Он потом извинится.
- И всё равно...
- А что мне делать? Уйти? Он пропадёт... Вот, Медведева твоего порешит и сам с инфарктом сляжет. Женщины иногда должны быть буфером. Мужчины психологически слабее.
- Ты меня тоже осуждаешь?
Отрицательно качает головой.
- Что мне делать?!
- Иди спать, детка... Утро вечера мудренее.
Но я продолжаю сидеть, прислушиваясь к тому, как отец хлопает дверцей холодильника. Пинает разбитые осколки. И слышу знакомый стук бутылки о стол и рюмку.
Он редко делает так. Пьяным я выношу его еще меньше, чем трезвым. Все его плохие черты обостряются. Хотя, казалось бы, что сейчас острее уже некуда!
И мне противно и страшно сейчас. А еще очень обидно. И стыдно. От бури негативных эмоций, меня размазывает.
Я хочу к Мише...
От слез всё плывёт.
Я слышу, как мне приходят смс. Страшно заглядывать...
Не могу собраться с силами и объясниться. Но наплакавшись и отдышавшись, открываю переписку. Решив, что надо извиниться.
Сразу же вываливается куча сообщений. Слепо просматриваю, не понимая смысла. И последнее, как щелчок затвора, приставленного к затылку пистолета.
"Через пять минут буду. Не выйдешь, я сам зайду".
Куда это он зайдет?? Сюда, к отцу?! Тот ему сейчас топор в лоб воткнёт, не меньше!
"Нет!" - набираю трясущимися пальцами.
"Меня здесь нет". Черт. Стираю.
Что писать?!
"Я не дома. Не надо приезжать."
"Где ты?"
И я отыскиваю в себе единственный стопроцентный вариант, который тормознёт моего Медведя. Но и подпишет мне смертный приговор в его глазах.
Только, разве поездка в Европу с Зайцевым это уже не смертный приговор? Миша ревнив. Он же всё равно не поймет и не простит...
А сейчас надо просто побыть буфером, как сказала Эльвира. Поэтому, я захлебываясь от слёз и не видя букв на экране, пишу:
"Я с Никитой".
"Зачем ты мне опять врёшь? Я подъехал. Выходи, в глаза мне все скажи."
Слышу, как отец, хлопая дверью, выходит во двор.
Пьяный, разъяренный и винящий во всем Медведева.
"Нечего говорить! Уезжай! Не хочу тебя больше видеть!"
Непопадающими по кнопкам пальцами строчу я, ища ещё что-то, что отморозит сейчас Медведева.
"Маш...Ответь на звонок. Пожалуйста!"
Прости... прости... прости!!!
Слышу даже через стекло, короткий удар по клаксону. И память рисует, как обычно это делает Медведев, сжав кисть в кулак.
Подлетаю с подоконника. Отец поворачивается к воротам.
От адреналина мне становится плохо - резко подкатывает тошнота и колени подкашиваются.
Ломая ноготь открываю окно.
- Пап!!
Поднимает на меня взгляд.
- Пап! Прости меня! Иди, пожалуйста, домой!
Пауза в несколько секунд. Не меняясь в лице идет наконец-то в дом.
Господи...
Стекаю по стене вниз. Отдышавшись, бегу в свою комнату, к другому окну. Посмотреть уехал или нет этот самоубийца!
Резко развернув свой джип, Медведев, срывает его с места и разбивая колёсами сугробы на обочине, уезжает.
- Слава Богу...
На двери шкафа висит красивое светлое платье со стразами. Не свадебное... Но... кремовое, с принтом из больших белых цветов.
Глажу пышную неровную юбку. Примерно по колено спереди и чуть ниже сзади. С намёком на "беби-дол", но изящное как у английской принцессы.
Ах, как бы Миша смотрел на меня в нем!
Но смотреть на меня в нём будет кто угодно, кроме Миши.
Всё сжимается внутри. Мне кажется, я физически не смогу выдержать присутствие Никиты теперь рядом. Даже сыграть толком не смогу. И ехать я с ним тоже не могу!
Тошнит... Но придется. Посадка у нас в Копенгагене, и я сразу же потеряюсь в аэропорту. Сяду там и буду писать Мише десять тысяч извинений... И сто тысяч признаний в любви. Вдруг, сжалится и простит. Эх...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Чтобы хоть немного успокоить прожигающую душу совесть, я пишу сообщение Мише и ставлю его в отложку. Гуглю свой рейс и ставлю так, чтобы оно пришло в момент, как только самолёт поднимется в воздух.
"Миша, прости меня, пожалуйста! За то, что я Чудовище. Глупое, бестолковое и нелепое. Ты самый лучший Красавец на свете. Мне с тобой было очень хорошо. Но отец тебя уничтожит... А я так не могу."
Стягиваю с полки книгу "Красавица и чудовище" и обняв закрываю глаза...
Глава 38 - "Молоток"
- Что-то, мля, я делаю не так... - качаясь на больших качелях во дворе, делаю глоток вискаря из горла.
- Надо забить, Медведев, - подкидывает в костёр веток Лёва. - Ну это же откровенная дичь. Я понимаю, что девчонка еще... но...
- Дичь... - соглашаюсь я. - Понимаешь... все так хорошо начиналось... варежки её... конфеты... пончики... сиденье мне убила этой чёртовой глазурью, - пьяно и невпопад вспоминаю я. - А потом эти горки... поцелуй... гирлянды... током это дуру шибануло... пока она на мне резвилась. Ну почему, а, не может быть все ровно?!
- Переключись...
- А с какого перепугу-то? Нет, если я где накосячил, я же готов выслушать... Нахрен она мне про этого зайца соврала, я не догоняю...
- Ой... - морщится Лёва. - Не накидывай на себя. Это в ее юной дурной головушке пуля. Точно тебе говорю. Иди спать, Медведь. Завтра вставать рано. Да и утро вечера мудренее.
- Во-о-от... сказки опять же с ней получаются классные...
- О чем ты?
- Да так...
- Ну хватит страдать. Хочешь, я ей завтра мозги вправлю?
- Ну, а зачем тогда я ей нужен, если ты вправлять будешь?
- Тоже верно. Мих... Спать.
- Иди.
- Только после вас, сударь! Замерзнешь тут еще насмерть. А мне заново друга ищи, привыкай к нему, сродняйся... не... я уже к тебе привязался.
Спать...
Как теперь в этой постели спать?!
Но сделав еще глоток. Оставляю немного не допитую бутылку на пеньке. И чуть пошатываясь, иду...
Проверяю телефон. От Маши ни слова.
Падаю навзничь на нашу постель. Она пахнет ее духами и сексом.
Меня атакуют образы того, что здесь происходило. И это было хорошо!...
Ну, может, я конечно, и идиот...
Утыкаясь носом в подушку как пацан фантазирую, что она рядом. И я достаточно пьян сейчас, чтобы это сработало.
Рывком сажусь, просыпаясь от пиликающего будильника.
Оо... башка как колокол. От болевого спазма сводит. Но я все равно первым делом дотягиваюсь до телефона. Вдруг... Маша...
Но там ничего нового. Кое-как отмачиваюсь в душе. Откладываю бритву. Пальцы трясутся, весь покоцанный буду. Хреновый какой-то вискарь... Вчера ни черта не чувствовал.
Впихнув в себя полстакана кефира, еду на работу. По дороге начинаю накаляться.
А почему нельзя просто поговорить? Глаза в глаза. В чем проблема то?! Нам же не по четырнадцать.
Ну скажи мне в глаза это всё, Маш...
Набираю её, трубку снова не берет. И я загоняюсь. Может, она не в порядке. Может, Тихонов там края потерял. Зря уехал вчера. Надо было вломиться, забив на все!
Хмурый и разбитый, иду по коридору, мимо кабинета. К двенадцати будет немного свободного времени и... крутил я на одном месте все запреты Тихонова и его подпись по переводу в следственный... Сегодня мы по-любому поговорим.
Но к обеду меня загружают так, что не продохнуть.
Потому что Лев со стажерами и полуопером поехали брать нашу цыганку. И я один...
- Медведев, - заходит ко мне Брагин. - Ты бессмертный что ли? Ты на какой хрен отпрыска прокурора упёк? Или ты думал, его местные менты не узнают?