Притворись мной, я буду тобой - Регина Янтарная
К Диане меня тянуло как к женщине, а к этой, как к товарищу по несчастью. Она мне чем-то напоминала меня. Если вначале я хотел использовать Алису, как плацдарм для примирения с Дианой, то сейчас я жаждал всей душой помочь девушке по-настоящему, по-дружески. Мне безумно хотелось броситься в это дело, как в омут с головой, чтобы Алиса поскорее оказалась свободна от обстоятельств. Но как разговаривать с матерью, которая отдала собственную дочь? Я не знал. Хотелось взять ее за шиворот и долго-долго трясти как грушу, спрашивая: — как ты посмела?
Выйдя из душа, тут же направился к зеркалу. В отражении увидел молодого мужчину, несвежего, неотдохнувшего. Даже гладковыбритое лицо не помогло вернуть былую свежесть.
— Какой-то пожеванный, — выругался я, недовольный увиденным. — Срать!
Надел чистую одежду, наскоро перекусил легким ужином, принесенным в номер, и тут же покинул отель.
Перед встречей с Лизой мне нужно было сделать два важных дела.
У выхода меня уже ожидало такси. Хотел арендовать авто, но передумал. С водителем спокойнее.
Ровно через час с тяжелым сердцем я выгрузился у госпиталя, в котором проходил лечение Николай. Мы давно не виделись. Два года Коля избегал меня, будто я чумной.
Что я? Он с Дианой нормально не общался. Когда она делала редкие дерзкие набеги домой, чтобы поцеловать мать и братишку, Николай обязательно исчезал из дома под любым предлогом. Мстил ей за то, что она ослушалась отца и связалась со мной. Я пытался поговорить с другом, спросить, чем моя кандидатура не устроила его? Но он избегал встреч и телефонных разговоров.
Я медленно приближался к палате. Белые коридоры, пахнущие чистотой и хлоркой, не внушали мне оптимизма. Немного потряхивало. Сопровождающая сестричка хмуро улыбнулась, и толкнула дверь палаты.
Дверь тут же распахнулась, и я оказался в большой просторной комнате, в которой ярко горел свет.
На кровати сидел лысый Коля, и по-дружески мне улыбался.
Будто ничего не случилось…
Будто мы находились не в химиотерапевтическом отделении,
Будто между нами не было размолвки из-за Дианы,
Будто не было тайны рождения двух дочерей,
Будто не было проблемы с Алисой,
Будто не было вранья.
Он улыбался как тогда, когда мы уставшие победители выезжали с хоккейной коробки, нас встречала Вера с маленькой Дианой, мы шли праздновать очередную победу.
Слеза невольно выкатилась из глаза.
Коля попытался встать.
— Не надо, — выдохнул я и приземлился на стул, одиноко стоящий у выхода.
— Алиса звонила, сказала, что ты ей понравился. Она тебе доверяет. Это хорошо, моя девочка мало кому доверяет свою жизнь.
Так, Коля начинает манипулировать мной. Вешает на меня чувство долга, будто я сам не в состоянии принять решение.
Мне было жалко друга из-за навалившихся на него бед, но это качество перекладывать свои проблемы на других меня бесило в нём всегда. Я решил быть прямолинейным.
— Коль, ты дерьма кусок! — резко выдохнул я. — Как ты посмел ничего не рассказать дочери и жене?
Глаза Николая поползли на лоб от удивления. Видимо, думал, я испугаюсь сказать правду? Но я не такой человек.
— Алиса всё знает, — промолвил друг.
— Алиса? У тебя есть вторая дочь — Диана? Помнишь о ней?
— Она меня предала. Я…
— Неужели тебя даже болезнь не вылечила от ревности?
— От чего? — опешил друг, поправляя на себе одеяло.
— От ревности!
Я встал, стремительно приблизился к кровати и кинул в друга свой мобильный:
— Звони Вере, рассказывай всё как есть.
— Не буду, — настырно прошипел Коля. — У нее больное сердце.
— Вот именно, — почти заорал я. — У нее больное сердце, а ты ее доводишь. Хочешь избавиться от нее естественным способом?
Николай едва сдерживал гнев:
— Что ты несешь? Убирайся отсюда! Не лезь в нашу жизнь.
— Ты свою жизнь просрал, руководствуясь своими глупыми принципами, — грубо ответил я.
Я окинул больного друга с головы до ног. Выглядел он неплохо для больного раком. Решил бить в самое яблочко:
— Хотел бросить Верку и переметнуться к Лизке?
— Дурак? — удивился друг. — Я всегда любил жену. А Лизка на меня странно влияла. Да, два года назад у нас были шуры-муры, но я вовремя опомнился.
— Короче, я всё сказал. Помогу Алисе, если ты сейчас расскажешь Вере правду.
Мое разъяренное лицо выглядело слишком яростно и решительно.
Николай повертел мобильный в руках, и включил экран.
— Забито в телефоне как Дом Дианы, — подсказал я.
Николай нажал клавишу. Пошёл гудок.
Его губы тряслись:
— Вера? Верочка! Это я. Со мной всё в порядке. Я лежу в госпитале в Швейцарии. Болен? Да. Давно болен, милая. Уже год как. Не беспокойся, у меня ремиссия. Я в химиотерапии. Говорят, это последний курс. Рак отступает. Вы хотите приехать с сыном? — Николай перевел на меня молящий взгляд.
Я кивнул.
— Хорошо, милая, Ярослав все устроит. Да. Он здесь с нами. В смысле со мной.
Николай взглянул на меня, и я помотал головой, подсказывая, что в данном положении не стоит рассказывать об Алисе.
— Да, дорогая. Да, расскажи Диане, пожалуйста, сама.
Коля нажал отбой.
— Как она восприняла? — глухо спросил я.
— Была рада услышать, что я жив. Рыдала, боялась, что со мной что-то случилось.
— Вот видишь, нужно было всего лишь поговорить начистоту.
— Ты привезешь ее сюда?
— Я позвоню своим людям в Лесневск. Организуют их приезд. Не беспокойся. У меня свои планы на счет Алисы.
— Какие? — резко вопросил Коля. У него аж глаз дернулся.
— Уезжаю ночным экспрессом в Испанию на встречу к госпоже Иглесис.
— Нет, — завопил друг.
Я стремительно приблизился к постели, наклонился над побледневшим как полотно другом и прошипел:
— Ты эту дерьмовую кашу заварил. Мне ее расхлёбывать. И как я собираюсь это сделать, не твоего ума дело? Понял?
Резко развернувшись, зашагал на вход.
— Спасибо, — кинул мне в спину Коля.
Но я не обернулся.
* * *
Колеса поезда в Мадрид мерно отстукивали ритм моего взбудораженного сердца. Я обеспокоенно осмотрел свой нехитрый багаж — небольшая сумка от Gucci, заполненная до отказа подарками — сувенирами для Елизабет Иглесиас и ее пятнадцатилетней дочери Шакиры.
— Интересно, прокатит мой подхалимаж или лучше сразу бить наотмашь правдой, спрашивая в лоб, почему женщина отдала одну дочь постороннему биологическому отцу, а вторую кинула на растерзание московским «бизнесменам»?
Чутье подсказывало, что еду в логово волка.
Что мне мужчине оставалось думать о