Только (не) трогать - Лана Вейден
Отскакиваю от кабинки и поворачиваюсь к Марку: заметил или нет? Кажется, не заметил.
И всё-таки — странный он человек.
— Что такое? — почувствовав, что я на него смотрю, Марк поднимает голову.
— Ничего. То есть… вы сказали, что приехали развлекаться, а сами от телефона не отрываетесь.
— Ты предлагаешь мне прямо здесь начать… развлекаться?
— Нет. Я ничего вам не предлагаю.
— Хорошо. Тогда я предлагаю. Хочу показать тебе одно интересное место. Если, конечно, ты уже насмотрелась на девушек.
Я вспыхиваю.
— Звучит ужасно. Так, как будто я… — начав фразу, я не знаю, как её завершить, и замолкаю.
— Ой, прости! — Марк прячет телефон в карман. — Сейчас по-другому спрошу. Если ты насмотрелась на красоту во всех ее проявлениях, мы можем отсюда уйти?
Поджав губы, киваю. Всё же здесь слишком многолюдно — еще чуть-чуть, и начнёт подташнивать.
Мы выходим на длинную улицу и идем вдоль каналов. Тут много клубов и баров, громкий смех смешивается с музыкой и разговорами на разных языках, в нос бьёт сладкий приторный запах. Но постепенно шум размывается, дышать становится легче.
— Я хочу пить, — Марк останавливается около магазинчика с продуктами. — Ты будешь?
— Нет.
Но всё-таки захожу с магазин вместе с ним. Рассматриваю красивые прозрачные бутылочки с листьями мяты. В некоторых, кроме мяты, плавают фрукты: малина, клубника. Пожалуй, такое я бы выпила. Хотя — нет. Лучше не рисковать.
Марк покупает воду без добавок. Снова оказавшись на улице, мы заворачиваем в какой-то переулок и я застываю около другого магазина — книжного. Он уже закрыт, но витрина ярко освещена.
— Смотрите — Бродский! Ну надо же!
— А что тебя удивляет? Мы сейчас в районе площади Спей, это книжное место.
— В смысле?
— Здесь много книжных магазинов, в том числе и букинистических. Раз в неделю проходит книжная ярмарка.
- Не знала. А помните, я говорила, как бабушка заставляла меня учить разные отрывки? Так вот — стихи она тоже заставляла учить. Особенно любила Бродского, а я его терпеть не могла. Не понимала раньше. А потом, со временем, вдруг поняла и полюбила. Я бы купила эту книгу, жаль, магазин закрыт.
— Что поделать. Тут уже почти всё закрыто.
— А почему вы решили связать жизнь с книгами?
Второй раз задаю ему этот вопрос и второй раз он делает вид, что не слышит: открывает бутылку, пьёт воду и кивает куда-то в сторону:
- Мы уже почти пришли.
Дойдя до конца переулка, пересекаем площадь и оказываемся около большой деревянной двери с металлической табличкой. С левой стороны — домофон. Марк набирает код, что-то кому-то говорит (не могу разобрать слов) и открывает дверь.
— Проходи.
Захожу — и словно попадаю в другой город — тихий, умиротворённый. Время здесь будто течет иначе. Рассматриваю ухоженный зеленый дворик. Вдыхаю запах травы и цветов. Подхожу к маленькой часовне.
Место напоминает Хёхст, но и отличается от него: впервые закрытое пространство дарит ощущение бесконечности.
— Тебе нравится?
Марк говорит тихо, но я вздрагиваю — от неожиданности.
— Да, очень. Не думала, что в центре Амстердама есть такое душевное место.
— Это бегинаж. В средние века здесь жили женщины, которые не принимали постриг, однако вели монашеский образ жизни. А сейчас тут живут просто одинокие женщины. Я предполагал, что тебе понравится.
Хорошее настроение сразу улетучивается. Как и желание быть милой.
— Так вы привели меня сюда, чтоб в очередной раз задеть? Это и есть ваше развлечение на сегодняшний вечер?
— С чего ты взяла, что я хочу тебя задеть?
— С того, что я заставляю вас чувствовать то, что вам чувствовать не хочется.
— Глупости. Я привел тебя сюда, потому что мне самому нравится это место. Ограниченное — и в то же время безграничное.
Ушам своим не верю! Он словно прочёл мои мысли. В растерянности прикусываю язык и присаживаюсь на кирпичное ограждение газона.
Марк присаживается рядом. Несколько минут мы молчим, но потом он всё-таки решает заговорить.
— Думаю, пора идти.
— Куда?
По правде, уходить отсюда не хочется.
— Предлагаю поужинать. Всё-таки мы давно не ели.
— Нет. Я не хочу.
— София, скажи честно — почему ты не ешь в общественных местах?
Вопрос внезапный, и я снова теряюсь.
— Я? Да с чего вы взя…
— Я же не вчера родился.
Не нахожу, что ответить. Смотрю на игру теней в окнах старинных домов. И вдруг в голову приходит отчаянная мысль.
— Если вы действительно хотите об этом узнать, я расскажу. Но не просто так. Знаете, есть такая игра, «Правда или действие»? Вы задаете любой вопрос, и…
— Я знаю эту игру. Надо ответить на вопрос, а если отказываешься, нужно выполнить какое-то действие.
— Точно.
— И что же — ты хочешь сыграть со мной в эту игру? — он странно прищуривается.
«Никаких игр с Майером. Никаких игр», — вспоминаю данное себе обещание, но уже не могу остановиться.
— Да. Хочу. Только надо заранее обозначить границы.
— Ну, раз уж мы находимся в месте, где ограниченное становится безграничным, давай договоримся так: границ не будет. Никаких рамок. Никаких запретов. Любые вопросы. Любые действия. Что скажешь?
Задумываюсь — а что я теряю? Да ничего. Всё, что он мог сделать мне плохого, он уже сделал. Зато теперь я могу узнать про Богдана что угодно. А если Марк откажется отвечать, должен будет выполнить любое моё желание. Да это не игра, а подарок судьбы!
И всё же меня охватывает волнение. Опускаю голову и только потом отвечаю:
— Хорошо. Я согласна.
Он молчит, и тогда решаюсь я:
— Раз я предложила эту игру, даю вам право задать вопрос первым.
— Ладно, — он будто задумывается. — Скажи, есть ли что-то такое… то, что ты никогда в жизни не пробовала, но очень хотела бы попробовать?
Я в недоумении. Это не шутка?
— Мне казалось, вы хотели узнать, почему я не ем в общественных местах.
— На самом деле, об этом я как раз знаю.
По позвоночнику пробегает неприятный холодок — что он может знать?
— Хорошо, отвечу, — теперь я смотрю перед собой — на то, как по стене часовни расползаются пятна фонарей. — Однажды рядом с моим домом открылась пекарня. И я зашла туда… уж не знаю, зачем. И в это время хозяйка пекарни разговаривала со своей подругой — рассказывала о том, как училась в лучшей кулинарной школе Франции. Она несколько месяцев
