Хулиган напрокат (СИ) - Черничная Алёна

— Мне нравится, когда ты краснеешь. Нравится твой запах, — слышу низкий шепот у своего уха. Он пробирается под кожу и расстилается по моему телу полотном мурашек, ринувшись куда-то между моих ног.

Это просто невыносимо убийственная пытка.

Да, Макс точно издевается надо мной. Потому что сейчас я едва стою, прижимая к себе это чертово полотенце и остро ощущая, что под ним ничего нет. И если я двинусь хоть на миллиметр, то и его на мне не будет. Нижний край уже и так медленно ползет к моим ногам…

— Так ты мне дашь футболку или нет? — спрашиваю тихо, что едва сама слышу свой голос.

И мне не надо открывать глаза, чтобы понять, что Макс незамедлительно стягивает ее с себя. Жар его голого торса прошибает меня насквозь.

— Забирай, — сипло усмехается Макс.

Нервно сглотнув, я все-таки распахиваю свой взгляд.

О Боже.

Одно дело предполагать, что там под футболкой Максима крепкое мужское тело, а другое — смотреть на него.

Видеть налитые мышцы широких плеч, груди…

Разглядывать каждый очерченный напряжением кубик на рельефном прессе…

Рассматривать каждую притягательно темную линию татуировок на жилистых руках выше запястья…

Заметить, как четко опускаются к штанам, висящим на узких бедрах, клиновидные мышцы живота. И все это приправлено вызывающей темной дорожкой волос, направленной прямо к…

О Боже. В штанах у Макса масштабное, демонстративное восстание. И он этого совершенно не стесняется. Бесстыдно закусывает губы, а скулы наливаются напряжением.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Макс, ты… — сдавленно выдыхаю я, удерживая свой взгляд на его дернувшемся кадыке. Не смотреть вниз! Только не туда!

— Макс — это я, а это — мой стояк, потому что вижу, как медленно сползает с тебя это гребаное полотенце, — его голос уже срывается.

Я не понимаю, что происходит с моим телом. Я дрожу, но покрываюсь мелкой испариной, потому что внутри меня гормоны решили устроить пепелище.

Забрать футболку! Нужно забрать ее, переодеться, пока не случилась какая-нибудь глупость. А еще нам надо поговорить о том, что будет дальше. Разобраться с этой дурацкой сделкой.

«Да. Точно. Я оденусь, и мы поговорим», — угрожаю сама себе.

Дергаюсь, чтобы выхватить из его рук футболку. И это фиаско.

Другой конец полотенца по спирали огибает мое тело и тянет все махровое полотно за собой к полу, открывая меня взору Макса полностью. Теперь я голая стою перед ним, все еще держа руки прижатыми к груди.

Не дыша. Не слыша стук своего же сердца, потому что осмеливаюсь посмотреть в глаза Максу. Затуманенные с дико расширенными зрачками. Меня жгут до самых тайных и ноющих мест моего тела два темных бездонных омута.

— Твою мать, Леся… — мучительно стонет Макс.

И да. Происходит та самая глупость.

Глупость, от которой у меня подкашиваются ноги, когда меня обвивают сильные руки Макса. Я иду на поводу у этой глупости, когда разрешаю его напористому языку жадно занимать мой рот. И я отвечаю на каждый поцелуй и объятия. Зарываюсь пальцами во влажные пряди волос. Дрожу от страха, но льну, что есть силы, к горячим и каменным мышцам Макса.

Но очень легко решаю, что мой первый раз будет именно таким. Здесь и сейчас. У него на кровати.

Я сгораю от стыда и от крышесносного, тягучего ощущения внутри себя, когда его осторожные губы опускаются по животу… все ниже и ниже… и останавливаются там…

Я в своей жизни не испытывала ничего подобного. Я рассыпаюсь на сотни горящих частиц. Стону так, что мат Ольховского обжигает мою кожу…

И может, это глупость, позволить себе зайти с Максом еще дальше. Но его тяжелое, нервное дыхание, по сумасшедшему трепетные поцелуи моих губ, шеи, ключиц стоят того момента моей нежной боли и сковывающей дрожи.

Я нагло кусаю Макса за плечо, когда он теряет осторожность в своих движениях.

Мне больно. Но то, что творится у меня внутри под ребрами… то чувство, в котором я тону… Самое теплое, щемящее сердце и заставляющее дышать только Максом.

Запахом его кожи, его словами и романтичными пошлостями, которые шепчутся мне на ухо. Я никогда не думала, что это может нравиться моему телу. Что оно умеет так плавиться. И я не представляла, что Макс умеет быть таким… нежным.

Наверное, наша сделка — это самая глупая и дурацкая затея, что могла произойти во вселенной… Но точно знаю, я влюблена в этого обаятельного хулигана, что сейчас смотрит на меня, как пьяный, прижимая к себе.

Влюблена окончательно и бесповоротно.

Глава 27

— Макс, щекотно. Пусти, — смеюсь и кручусь юлой из-за пронырливых пальцев, которые под одеялом считают мне ребра. — Мне домой уже пора.

— Как домой? — лохматая голова Макса появляется перед моим лицом.

Мы все еще валяемся в его кровати. Я убита нежностью. Мое тело просто отказывается подчиняться чему-то, если это не связано с Максимом. Все, что я могу — прижиматься к его горячему, крепкому телу. И совершенно голому, на минуточку. Мы оба до сих пор голые.

— Время восемь вечера. Дедушка скоро звонить начнет, — тоскливо вздыхаю я.

Тянусь к его растрепанным волосам и запускаю в этот хаос пальцы. Макс тут же ласково касается своими теплыми, но мягкими губами моего запястья, а я готова превратиться в млеющую лужицу.

Это какая бессмыслица. Я и Ольховский в одной постели. Макс стал моим первым… Боже… Да у меня сердце готово выскочить из грудной клетки. Макс — мой первый мужчина.

Макс! Наглый. Бесцеремонный. Самоуверенный. Тот, кого мне хотелось придушить. Тот, кто, глядя мне в глаза, назвал меня стремной. И сейчас он с затуманенным взглядом ластится к моей руке, как хулиганистый котяра.

Мой хулиган.

— Дедушка — это серьезно, — грустно итожит Максим, прокладывая дорожку из поцелуев от моего запястья и выше по руке.

Добирается до плеча, а потом ласково прикусывает мне шею, не забывая дразняще фыркать носом.

— Ма-а-акс, — хохочу от щекотки и жмурюсь от теплых спазмов в своем животе. Обнимаю Макса за шею со всей силы. Ощущаю себя приятно хрупкой и беспомощной рядом с ним.

— Останься еще на пять минут, — сипло хнычет он в место за ухом. — Ну, пожалуйста…

— Не могу.

— А ты смоги, — Макс делает шумный вдох и прижимается ко мне своими рельефными мышцами.

Это с ума сойти можно. Он такой горячий… твердый… И я совсем не тело имею в виду. Мне приходится судорожно перевести дыхание.

— Макс, дед и так ходит почти все время не в настроении.

— Ох, уж этот Аркадий Борисович, — иронично цокает он. — Ладно, собирайся, я тебя отвезу.

Тяжко вздохнув, Максим вылезает из-под одеяла. И пока он натягивает на себя свои боксеры, я, краснея, не могу перестать пялиться на его крепкий голый зад.

Ныряю под одеяло и заворачиваюсь в него шаурмой. Я двинулась разумом. И как мне ехать домой? Там же такого не транслируют…

Неожиданно мне в голову летит совершенно безумная идея.

Подскакиваю на кровати и также завернутая в одеялко, лечу в коридор. А уже через секунду плюхаюсь обратно на кровать. Под удивленный взор Макса набираю номер единственного человека на земле, которому мой дед доверяет всецело и безоговорочно. У меня всего один вариант, чтобы остаться здесь в этом теплом одеяле хоть пару часов.

— Привет! — почти сразу же раздается радостное в трубке.

— Бо, привет. Ты дома? — но судя по шуму на заднем фоне, то нет.

— Не, мы с пацанами собрались. А ты что хотела? Что-то случилось?

— Все хорошо, — не сдерживаю улыбки, поглядывая на Макса, внимательно слушающего разговор. Хорошо и даже лучше. — Но у меня к тебе странная просьба. Я могу написать дедушке сообщение, что пошла гулять с тобой?

Лицо Ольховского хмурится, а я улыбаюсь еще шире.

— Э-э-э, ну… — тянет в замешательстве Бо. — А ты не дома разве?

— Нет. Я у… — невинно хлопаю ресницами и прижимаю к своей груди край одеяла, когда смотрю на Макса, — … у подруги.