Сама дура виновата - Ашира Хаан
Ну ладно, один есть.
Но и тот не удался!
А хотя — погодите…
Я присела на банкетку прямо в коридоре и растерзала упаковку острыми когтями в одно мгновение.
Едва заметив черную визитку с уже знакомой мне надписью «Самой горячей девушке Северной Венеции».
Едва…
Потому что внутри было…
Ох…
Полупрозрачная ткань была расшита темно-красными шелковыми нитями — то ли лепестки, то ли листья, то ли языки огня стелились по чашечкам бюстгальтера, и тонкое кружево трепетало и манило даже в полутьме коридора. Трусики к комплекту были такие же — полупрозрачные, кружевные, расшитые в стратегических местах темно-красным шелком.
Я смогла выдохнуть далеко не сразу. Моему телу пришлось напомнить резью в легких, что мы с ним, вообще-то, живые существа, которым необходим кислород.
Ни до какой кухни я, разумеется, не дошла.
Спряталась у себя в комнате и моментально переоделась в это роскошное белье. Оно было мне точно по размеру, даже капризную мою грудь лифчик подобрал и поднял так, что я минуты две завороженно пялилась в зеркало.
Ох, Егор. Все-таки вынудил меня в него посмотреться.
Практически обнаженной.
Я и не думала, что на мои габариты шьют такую роскошь.
Зазвонивший телефон я подгребла к себе, не глядя, все еще любуясь собственным отражением в зеркале. Все-таки Элка была права — дело не в размерах, а в «маячках». Роскошное нижнее белье говорит: эта женщина готова к романтическому вечеру и жаркому сексу. И все, и даже я сама, привыкшая разглядывать свои бока и живот с ненавистью, стою и думаю о чем угодно, кроме «надо бы сесть на диету».
Кого я обманываю? О чем угодно — это о Егоре и его руках на моем теле, его губах, касающихся груди по краю кружев и языке, обводящем соски прямо поверх расшитой ткани.
Потому голос в трубке сначала показался мне продолжением фантазий.
— С днем рождения, самая жаркая девушка Северной Венеции, — мурлыкнул он.
— Горячая. Самая горячая, — машинально поправила я.
Филолог — это диагноз. Никаких ошибок в цитатах!
Очень, очень соблазнительный и какой-то гладко-шоколадный смех был мне ответом.
— Выучила… — с таким удовольствием сказал Егор, что перед глазами мгновенно нарисовалась картинка, как он потягивается сытым котом и самодовольная улыбка расползается по его лицу. — Очень хочу тебя увидеть сегодня в честь твоего дня рождения.
Сердце мое тут же забилось часто-часто, а рука легла на грудь и сжала ее — словно предвосхищая касания мужских рук.
И все же…
— Я тебя не приглашала, — фыркнула я. — Отмечать буду только с близкими.
— Ну и отлично, — спокойно отозвался Егор. — Тогда я сам тебя приглашаю. На свидание.
— Вечером я занята.
— Днем. — Егора вообще не смущали мои колючие ответы. Он просто абсолютно игнорировал любое возражение и тут же обходил препятствия. На заднем плане в трубке послышался шум, и Егор спросил: — Ты больше бананы любишь или клубнику?
— Манго… — растерянно ответила я. — А тебе зачем? Ты в магазине, что ли?
— В аптеке! — Хохотнул он. — Ну что, в три часа буду ждать тебя внизу. И… — он понизил голос, и тот застелился из телефона, как ядовитый туман. — Ты же наденешь мой подарок, правда?
Глава тридцать пятая, в которой герои снова встречаются и как обычно не могут устоять, но их ждут препятствия на пути к цели
— Какие у тебя… длинные пальцы, — выдохнула я, когда он вошел в меня ими. — Повезло тебе.
— Нет, это тебе повезло, — ухмыльнулся Егор бесстыдно, сжимая мой сосок через ткань платья и бюстгальтера.
Его жадный поцелуй кружил мне голову — такой же бесстыдный, такой же непристойный, как его пальцы во мне, его рука на моей груди, моя рука — у него между ног.
И все это — в маленьком итальянском ресторанчике где-то в подвале в третьем по счету проходном дворе.
Я даже не заметила, куда мы пришли, в каком районе этот самый ресторанчик — стыдно, Дарина! А еще петербургский гид!
Но когда я спустилась на улицу в новом платья — и подаренном белье под ним — и увидела восторженный взгляд Егора, у меня как закружилась голова, так до сих пор и не желала останавливаться.
Розовый туман заволок мне все поле зрения и куда мы там едем, куда идем, куда садимся — мне было уже все равно. Кажется, Егору немножко тоже, но он все-таки был главным, поэтому сосредоточился, довел меня до диванчика, но сел не напротив, как положено на свиданиях, а рядом. С далеко идущими планами…
Что о нас думали официанты и другие посетители — волновало мало. Меня вообще так мало волновали окружающие люди в последний раз лет в тринадцать, когда я была согласна, чтобы весь мир куда-нибудь делся и оставил меня в покое.
Горячее дыхание Егора касалось моей щеки, его пронзительный взгляд ощущался почти физически, пока что-то внутри меня высоко звенело, наполняясь воздушной легкостью и сладостью, которая вот-вот должна была прорваться плотиной.
…И все откатывалось обратно, когда официант, изо всех сил сохраняющий покер-фейс приходил, чтобы поставить перед нами тарелки с пастой.
Мы что-то заказали? Когда?
Вообще не помню.
— Смотри на меня, — снова жаркий шепот, снова пальцы, снующие внутри меня, снова ползущее с плеча платье, открывающее грудь в расшитой огнем и лепестками ткани, и сильная рука стиснула ее, пока я закусывала губы, стараясь держать глаза открытыми, еще немного, еще, еще, еще…
Егор поймал мой стон ртом, прижимая меня к себе изо всех сил, пока волны судорог разбегались по телу.
А потом медленно вытащил пальцы и облизал их, одновременно поправляя на мне платье. От этого зрелища меня догнала еще одна волна трескучего удовольствия и пришлось сжать бедра, пережидая ее.
— Так, о чем это мы? — светски спросил Егор, когда я снова смогла встретить его взгляд — все еще через розоватую пелену, но уже смогла. — Ах, да. Ты заказала пасту с лососем в сливочном соусе. Будешь? И вино.
— Буду!
С утра я так ничего и не поела, вертясь перед зеркалом то в своем огненном комплекте, то уже в платье поверх него. Не до еды! А теперь организм, расслабившийся от двух оргазмов подряд, вдруг понял, что
