Птичка для сталкера - Маша Малиновская
— О творчестве, в смысле. Знать о творчестве.
— А…
Не знаю, каких сил мне стоило не засмеяться, но я всё же сдерживаюсь. Однако, это здорово разряжает моё напряжение от ожидания.
Поджав губы с видом “ты несносная зазвездившаяся девчонка, Надя”, Лада разворачивается и снова уходит. Я пока распеваюсь, настраиваюсь. А спустя двадцать минут мы уже идём к сцене.
Клуб гудит и пульсирует. Народу в зале много. Лада говорила, что народ обрадовался, когда пошёл релиз концерта, билетов куплено много.
Я знаю, что папины люди тоже в зале. Штудируют, просматривают, не появится ли тут Назар. Но они его не знают, недооценивают его умений и навыков, представить себе не могут, через какую школу он прошёл.
И то, что им каким-то чудом удалось поймать его тогда в нашем доме — совершенно не означает, что так будет и в другой раз.
“Wet rain” уже здесь. Инструменты на сцене, барабанщик за установкой. Остальные парни из группы болтают в проходе перед залом. Кот видит меня первым и машет рукой. Влад подмигивает.
— Надина, начинаем, — сообщает мне диджей и возвращается в свою рубку наверх по винтовой лестнице.
К парням я подойти не успеваю. Но кивок Влада меня немного успокаивает. Уверена, он в курсе всего.
Я киваю диджею и надеваю маску. Завязываю ленту на бант, поправляю волосы. Кладу руку на грудь, там, где бьётся сердце.
Всё будет хорошо. У нас всё получится. А пока я буду той самой звездой, той Надиной Ансуповой, которую хотят видеть зрители.
Звучат аккорды одной из моих популярных песен, и я уверенным шагом выхожу под свет софитов.
Сегодня, как и когда-то, мой сталкер снова в толпе и следит за мной. Только сегодня я этому рада.
— Привет друзья! — здороваюсь с толпой, и она в ответ меня тоже приветствует криками. — Соскучились? Тогда начинаем!
Толпа затихает, когда начинают звучать мелодичные клавиши. Я набираю воздух в лёгкие и начинаю петь мягко.
Песня о несчастной принцессе, которую я впервые так сильно пропускаю через себя.
Никто не дотронется, если не разрешишь,
но втайне надеешься, что заглянут за маску,
увидят, поймут, как гнет без заветной ласки
и как тяжело без родственной здесь души.
Она шла из души и раньше, но именно сейчас я пою её не о той другой, а о себе.
Никто не полюбит, ведь легче не позволять,
и эта система теперь ни за что не рухнет.
Пусть был жар в глазах, но даже они потухли:
никто не желает ни принца, ни короля.
И пусть раболепно хватают за край плаща,
целуют следы, но не трогают. И не тронут.
Жестокой любовницей держит тебя корона
и даже попытку любви не спешит прощать.
Я скольжу взглядом по людскому морю, ищу, ищу его. Мне сейчас так нужно увидеть знакомую тень.
Ты весь уготован - но некому осмелеть
схватить бы, рвануть, и сам ты сдашься сам, сам позволишь.
Так птица, всю жизнь не знавшая боль неволи,
влетает сама и свою запирает клеть,
и верит в ладонь. Ищет рук обреченных тень,
что будут ласкать ее, пестовать и лелеять,
когда ты опустишься, сдавшийся, на колени.
Но нет никого, ты одна среди этих стен.
Только конец этой песни больше не обо мне. Я нашла “рук обречённых тень”, что будут меня ласкать и лелеять. Я больше не эта грустная принцесса.
Не хочу ею быть! Не позволю сделать ею!
Толпа взрывается аплодисментами, когда я заканчиваю и опускаю голову. Они хлопают и хлопают, наполняя мою душу ещё большей смелостью осуществить задуманное.
Ради себя, ради свободы, ради собственного вдохновения.
Сзади на сцену выходят парни из группы, и аудитория скандирует на разрыв, увидев Влада. Миксаев поднимает приветственно руки и сразу бьёт гитарный риф, давая начало сумасшедшей песне, которую мы исполняем дуэтом.
Я так стараюсь, что под конец у меня вырубает микрофон.
Такое бывает, это же живой звук.
— Минутку, друзья! — кричу я в проигрыше в микрофон Влада, и ныряю за сцену за другим, который мне уже приготовил технарь.
Только вот меня накрывает шоком, потому что пока я делаю несколько шагов вглубь техкомнаты, на сцену выходит… я.
Другая я. То же платье, те же волосы, та же маска. И тот же голос, включившийся в дуэт с Миксаевым. Я встряхиваю головой, меня накрывает ощущение, что я попала в зазеркалье, но тут к реальности меня возвращает крепкая рука в чёрной перчатке, сомкнувшаяся на моём запястье.
33
Я не сомневаюсь ни минуты. Хватаюсь за горячую ладонь, и мы бежим. Я не разбираю дороги, не вижу, куда двигаюсь в темноте. Я просто верю ему и стараюсь быстро перебирать ногами.
Мне хочется остановиться, повиснуть у него на шее, крепко-крепко обняв, хочется впиться в его губы поцелуем и глубоко втянуть такой уже родной запах чёрной смородины. Надышаться им, напитаться.
И это обязательно будет, только позже. Только надо немного подождать. Мы окажемся в безопасности и сможем вдоволь насладиться друг другом.
А сейчас всё что у меня есть — это его горячая ладонь. И это уже много. Я бегу за ним, позволяю вести себя. Адреналин шкалит, дыхание дробит лёгкие и бронхи напряжением, ноги наливаются свинцом, но я всё равно словно лечу. Потом отдышусь, потом отдохну.
Мы проныриваем в темноту хозяйственного коридора за сценой. Басы из зала глушат, и я слышу, как та другая вытягивает сложнейшую партию новой песни моим голосом. Знаю, что поёт вживую,
