Искушение для ректора - Яна Соболь
Он жестко дернул меня за волосы и оторвался от рта. Он схватив себя за ствол и влажно мазнул по щекам и губам, ударил по лицу членом.
— Игорь…
Он вошел в мой рот, заглушив голос. Каждый жесткий толчок отдавался эхом в теле.
Я сошла с ума, дергалась в кандалах мужской плоти и хотела еще, больше.
Все мои попытки замедлить или попытаться самой принять участие в минете, не давали результата. Только делали его злее и агрессивнее.
Шереметьев упивался моей уязвимостью и беззащитностью. Но где-то в глубине я понимала, что он осторожен. Он очень бережно трахает меня в рот.
Когда бы я еще созрела до глубокого минета? Скорее всего не скоро. Давилась бы и жаловалась. А теперь, независимо от того, хотела я этого или нет, он трахал меня, но не причинял вреда.
Немного больно, сильно непривычно, но очень осторожно.
Борясь со своими рефлексами, я заставила тело сдаться под диким напором его бедер. Я разжала пальцы и мягко, нежно положила их на его сжатый пресс. Погладила его жесткие бедра.
Он вводил член в мой рот, как поршень. Я смотрела на него влюбленными глазами, обожая каждую клеточку его тела. Гладила руками его грудь, ласкала языком его ствол. И он сдался.
Порыв воздуха вырвался из его горла сдавленным рычанием. Пальцы на моей шее расслабились, он отпустил волосы. И его движения замедлились до легкого качания, до чувственного проникновения, до мягкого скольжения по моему горлу.
Его отношение ко мне делало Шереметьева более спокойным и сдержанным.
Этот контроль был притягательным и опасным одновременно.
Его руки поддерживали мое лицо, а член с дьявольской точностью гладил меня во рту.
Я не сводила с него глаз. Чувственный изгиб губ, резная челюсть, тень щетины и растрепанные каштановые волосы. Я знала, что он не стригся последний месяц. Он был настолько занят мной, что на другое у него не оставалось времени.
Но даже с отросшими волосами он оставался произведением искусства, созданным подобно богу красоты и страсти.
Я была чертовски счастлива, имея этого мужчину у себя во рту, и его обалденный вкус на языке. Меня саму бросало в дрожь о его гортанных звуках в груди.
Я вцепилась в его задницу и издала непристойный вопль, который он оборвал глубоким толчком. По мере того, как его ритм нарастал, я сосредоточилась на сосании, вращении языком и расслабила горло насколько смогла.
Это сводило его с ума, и я знала, что он близок к развязке.
Он издавал короткие звериные звуки, которые были самыми эротичными из всех, что я слышала.
Грязные. Грешные. Опасные.
В какую-то секунду, он вошел в меня до основания, запрокинул голову и выпустил горячие струи терпкого семени.
В течение долгих секунд он хватал ртом воздух, продолжая трахать меня в рот, пытаясь выжать из себя все до последней капли.
Большими пальцами рассеянно поглаживал мои щеки, смотрел на меня с ошеломлением, а его член продолжал пульсировать у меня на языке.
Шереметьев медленно отстранился. Его глаза потемнели, он сжал мне челюсть, закрывая мне рот.
— Глотай.
Я отбросила его руку и открыла рот, высунув язык.
— Сделано.
Мне не нужен был приказ. Я с наслаждением выпила все до капли и жадно облизала тугую головку, чтобы все досталось только мне. Мне одной.
Он поднял меня на ноги. Сильные руки сжали мои запястья и прижали их к стене за моей спиной. Шереметьев поцеловал меня.
Твердые губы впились в мои со страстью и целеустремленной злостью. Его голодный язык захватывал всю полость моего рта.
Меня никогда не целовали так, как целовал этот мужчина. Его язык занимались любовью с моим с таким мастерством и жаром, что это было похоже на следующий любовный акт.
Он приложил ладонь мне на горло, контролируя угол наклона головы. Шереметьев целовал меня, держа меня в своей клетке. Клетке власти и всепоглощающей сексуальности.
Мои губы слушались его губ. Мой взгляд проследил за его взглядом. Мои руки цеплялись за его мускулистые предплечья, все мое тело таяло в сильной хватке. С каждым движением его языка низ живота скручивало все сильнее. Его горячий влажный рот разжигал голодный огонь внутри меня. Уже через несколько секунд он поднял меня по стене, залез под подол и раздвинул ноги.
Его твердый член прижался к промокшим трусикам. Готовый, жаждущий.
Я застонала от нетерпения.
Мне было все равно, где и как. Все, что имело значение, это кто. Это должен быть он. Я будто всю свою жизнь ждала, что именно Шереметьев возьмет меня всеми возможными способами.
Он зацепил пальцем трусики, откинув барьер. Его взгляд не отрывался от меня. Поддерживая меня, он потерся членом о мою мокрую щелку.
Дыхание участилось, и отозвалось эхом в нем.
Я извивался, а он колебался. Его руки дрожали, как будто он еще сомневался.
Черт возьми, не надо сейчас сомневаться. Трахни меня, Шереметьев!
Пожалуйста!
— Катя? — со стороны двери раздался голос Дашки. — Нам пора, такси приехало. Где ты? Тут?
Сердце остановилось и ускоренно забилось в горле. Я толкнула Шереметьева, но он не двинулся с места. Его лицо не выражало эмоций. Никакой реакции. Он был в шоке.
— У нас почти был секс.
Я взглянула на Шереметьева. Его лицо исказилось сожалением.
Вот теперь оставайся в своей ледяной крепости и думай обо мне. Думай, что могло бы быть между нами, но так и не произошло. Потому что времени осталось очень мало!
Я поправила подол, нижнее белье и волосы.
Сделала шаг к двери.
Но я не могла уйти просто так.
Обернувшись, я посмотрела на его твердую челюсть, жесткую линию чувственных губ, высокомерные, но такие идеальные черты лица и глаза. Я могла бы утонуть в них. И тонуть каждую ночь.
Поднявшись на цыпочки, я оставил поцелуй на этих неотзывчивых губах и выскользнула за дверь, беззаботно отвечая Даше, как примерная девочка, которая пять минут назад не сосала член своему ректору.
Как только я вышла из главного здания с сумкой, меня преследовал его мрачный взгляд. Я повернулась и стала разглядывать окна третьего этажа.
Я узнала бы его строгий силуэт где угодно. Он стоял за стеклом, окутанный тревожными тенями. А когда наши взгляды встретились, его силуэт растворился во мраке.
Я не хотела возвращаться домой.
Какая ирония. Я столько времени потратила, чтобы меня исключили и вернули домой, а теперь… Самое
