Его моя девочка - Эльвира Владимировна Смелик
– Нет!
– О! – удовлетворённо отметил Алик. – Живой. Тогда побыстрее.
Так и пришлось вылезать, хотя безумно не хотелось. К тому же одеться Лиза могла только наполовину – нижнюю половину. С джинсами-то всё в порядке, только немного забрызганы, а вот рубашка и бюстгальтер насквозь мокрые. Потому что Никита затащил её в ванну прямо в них. И в этом действительно было что-то особенное – как пропитанная водой ткань тесно липла к телу, будто сама прикасалась, и меняла ощущение от других прикосновений.
– Так неравнодушен к девушкам в мокрых футболках?
– К одной девушке.
И всё бы ничего, если бы в квартире по-прежнему никого не было, а Алик мог и сейчас торчать недалеко от двери, чтобы нетерпеливо стучаться и орать, напоминая о себе каждые пять минут.
– Да завернись в полотенце, – предложил Никита, но как-то слишком быстро передумал. – Или подожди, я тебе что-нибудь своё принесу.
– Да ладно, – отмахнулась Лиза. – Полотенце тоже пойдёт.
Никита сам завернул её в него, поплотнее. Хотел накинуть на плечи ещё одно, но Лиза отказалась. До комнаты всего несколько шагов, и не холодно.
Алик хоть и не торчал под дверью, но сразу нарисовался поблизости, услышав, что дверь открылась, воскликнул многозначительно-удивлённо:
– Лизбет! И ты здесь!
Как будто можно было не заметить и её курточку на вешалке, и кроссовки при входе, и короткую трикотажную жилетку, тоже оставшуюся где-то там в прихожей.
Улыбнулся, но не слишком широко, скользнул глазами по лицу, шее, плечам. А ей поёжится захотелось. Не от того, как он смотрел, а, скорее, от собственного ощущения. Лизе вдруг показалось, что Алик, если бы смог, взглядом стянул бы с неё полотенце.
Или опять это игры раздутого самомнения – якобы привидевшаяся в его взгляде похотливая жадность? Но ведь Лизе совсем ни к чему, чтобы кто-то ещё в неё влюблялся, хотел.
Хотя, конечно, одно с другим не идёт в связке. К плотскому желанию остальные чувства не прилагаются по умолчанию. Можно просто хотеть, но не любить. Тут достаточно химии, и даже с кем – не особо важно. Лишь бы возбуждало. Особенно по молодости, когда гормоны безудержно играют. Вот и Алик мог не испытывать ничего другого. Но и Лизу действительно не интересовала чужая симпатия, любая, даже то самое самолюбие не тешила.
Не нужен ей больше никто. Потому что у неё уже и так всё есть.
А худи, которое Никита ей одолжил, чтобы она могла дойти до собственной квартиры, ничего, если она подольше не вернёт? С учётом, что в залог у него осталась её рубашка. Потому что, когда Никиты нет рядом, можно напялить худи на себя, натянуть капюшон на голову, уткнуться носом в его край, почувствовать любимый запах.
Лиза даже спать в нём завалилась – не получилось расстаться.
Она прямо как собака в отсутствие хозяина – лежит, обняв какую-то его вещь. Ну так же и правда легче переживать разлуку. А когда он рядом… когда он рядом…
Конец осени, и на улице совсем не жарко, но Лиза не чувствовала промозглого холода. Потому что сидела у Никиты на коленях, потому что он обнимал её, а она… Она смотрела на него заворожённо и ласково водила пальцами по его лицу, словно тщательно прорисовывала каждую чёрточку – брови, нос, скулы – и почти задыхалась от накрывающих её чувств, от нежности. А он блаженно жмурился и наверняка тоже не замечал ни холода, ни осени, ни темноты вокруг. Но вдруг свёл брови, отчего складочка – не ровно между ними, а чуть правее – обозначилась чётче, спросил встревоженно и недоумённо:
– Ты плачешь?
– Угу, – подтвердила Лиза, украдкой шмыгнула носом.
– Почему? Случилось чего?
Случилось. И случалось. Каждое мгновение.
– Ты разве не слышал про такое – слёзы счастья?
У Никиты иронично дёрнулся уголок рта. Он опять нахмурился, но на этот раз задумчиво и явно показательно.
– Ну-у-у… вроде бы слышал что-то.
И теперь уже оба уголка рта поползли вверх.
– А у тебя улыбка идиотская, – сообщила Лиза, отмечая их указательными пальцами.
Он хмыкнул невозмутимо.
– Ну а чего? Одна рыдает, другой глупо лыбится. А как ещё по-твоему должны выглядеть влюблённые?
– То есть ты – влюблённый? – крайне заинтересованно уточнила Лиза.
– А не похоже? – откликнулся Никита. – Или мне тоже надо всплакнуть?
Она посмотрела на него сосредоточенно и немного недоверчиво.
– Ты сможешь?
Он задумался, на этот раз по-настоящему.
– Не знаю. Может, и не смогу. Не помню, когда вообще плакал. Вроде никогда.
– Ну и не надо, – заключила она. – Мне нравится, когда ты улыбаешься.
– По-идиотски?
– Ага. Хотя, когда такой суровый-суровый, тоже нравится.
– И совсем не страшно?
– Не-а.
И опять уголки губ сами по себе поползли вверх. С ней он абсолютно невменяемый. Определённо.
– Даже не представлял, что когда-нибудь буду о таком говорить. Причём на полном серьёзе.
Лиза сморщила нос и сочувственно кивнула.
– Глупеешь?
– Не-а, – передразнил её Никита, перестал улыбаться, произнёс легко и свободно: – Просто схожу с ума. Люблю тебя.
Она почему-то опустила глаза, переглотнула, а потом и вовсе отвернулась, и опять украдкой шмыгнула носом, но он услышал, подцепил её подбородок, повернул лицом к себе.
Подсохшие мокрые дорожки на щеках снова блестели влагой, и глаза блестели. В одном моментально набухла большая прозрачная капля – огромная – покатилась вниз. Никита успел поймать её на полпути – губами – горячую и солёную, чуть отстранился, спросил:
– Ну чего ты опять-то плачешь?
– Не знаю, – виновато пробормотала Лиза. – Правда, не знаю. Они сами текут. – Пожала плечами. – Наверное, иначе я просто не выдержу. Тоже сойду с ума. Только по-настоящему. Мне настолько хорошо – сейчас, с тобой. И я так тебя люблю. Или может, не люблю. Это больше. Но я не знаю, как оно называется. Мне не сказать, не
