(Не) мой папа - Маргарита Дюжева
Глава 16
ЖенечкаВесь день я мечусь из крайности в крайность. То летаю так, будто за моей спиной крылья, то сижу, обхватив голову и сокрушаясь, какая я дура, что снова спуталась с Орловым. Растеклась сладкой лужицей, стоило только оказаться рядом с ним. Трижды дура.
Он молчит, я тоже не звоню ему и не пишу. Нам обоим надо обдумать то, что между нами произошло. Тоже, наверное, мечется, места себе не находит.
Чтобы хоть как-то отвлечься и не оставаться одной, я решаю забрать Маринку немного пораньше. Планов на вечер нет никаких, так что мы можем с ней погулять.
Я прихожу в сад, когда у них полдник. Ребята сидят за столиками по четыре человека, сосредоточенно поедают пирожки с капустой. Выпечка так вкусно пахнет, что у меня сводит желудок. Так бы и съела сама. Штук пять. И можно без чая.
Я не хочу сбивать дочери аппетит, поэтому терпеливо жду ее в раздевалке, попутно разбирая скомканные вещи в ящичке.
Так увлечена этим процессом, что пропускаю момент, когда в раздевалку входит кто-то еще. Слышу только наглое цоканье каблуков и недовольный голос:
— Что за вонь?
Смотреть, кто там такой ворчливый, нет ни малейшего желания, поэтому продолжаю заниматься своими делами, но потом все-таки бросаю взгляд через плечо и вижу со спины женщину. Высокую, стройную. В кожаных леггинсах, высоких ботильонах и шубке, не прикрывающей круглую накаченную задницу. Прямо куда деваться. Модель.
Она заглядывает в группу и громко произносит:
— Сергей, пойдем!
— Подождите минутку, сейчас он доест… — подает голос Ольга Алексеевна.
Но мамаша ее прерывает самым бестактным образом:
— Мне некогда ждать. Все! Клади булку и пойдем. Живо!
Мне даже как-то обидно становится за ребенка, которому не дают съесть вкусный пирожок, и в голове пока не срабатывает нужный тумблер. Я не узнаю в грозном имени «Сергей» того маленького румяного мальчишку, который так похож на мою дочь.
Видать, мозг сопротивляется этой информации, не хочет ее принимать. Поэтому я туплю и на автомате продолжаю складывать вещи, не обращая внимания на то, как деревенеют мои руки.
А потом дверь открывается, и в раздевалку заходит сын Орлова. Вот тут все в моей голове и встает на свои места. Сердце сначала перестает биться, а потом срывается в бешенный галоп.
Это ведь жена Дениса! Та самая женщина, ради которой он меня оставил.
— Давай быстрее! — отрывисто командует она. — Собирайся.
— Где папа? — спрашивает он дрожащим голосом.
— Хватит болтать! Одевайся! Где твои вещи?
Она что, не знает, где у ее сына шкафчик?
— Здравствуйте, тетя Женя, — здоровается он и смотрит на меня с такой надеждой, что у меня щемит где-то в груди, — а Марина там еще…
— Хватит болтать! Одевайся! — его мать бросает на меня пренебрежительный взгляд, дескать, путаются тут всякие под ногами, мешают.
На ее фоне я выгляжу блекло. У меня не такие блестящие волосы, и кожа так не светится изнутри. Ногти у меня короткие, покрытые светлым лаком, и руки красные после мороза, а у нее идеальный маникюр и лапки выглядят так, будто они никогда не мыли ни посуды, ни полов.
Я чувствую, как поднимается ревность. Знаю, что это неправильно, но не могу не сравнивать себя с ней. Проигрываю по каждому пункту. Неудивительно, что тогда Денис выбрал ее. Она шикарная, дорогая, красивая, как девушка с обложки. Это впечатление портят лишь недовольно поджатые губы и сердитый взгляд.
— Татьяна Геннадьевна, — воспитательница выходит к нам, — вот квитанции за сад.
— Это мужу моему передайте. Финансовыми вопросами занимается только он, — она даже не смотрит на бумажки.
Ольга Алексеевна мнется. Мне кажется, что в присутствии этой особы ей неудобно, как и мне.
— Хорошо, передам. Вы тогда возьмите вот это, — протягивает еще один листочек, — тут стишок небольшой. На следующей неделе у нас утренник. Надо выучить.
— Обязательно, — Татьяна раздраженно забирает бумажку.
Воспитательница отступает, потому что контакта с этой родительницей нет никакого. И я впервые в жизни вижу, как Ольга Алексеевна неодобрительно качает головой.
Я напряжена настолько, что едва получается дышать. Стою к ним спиной, слушаю, как она торопит Сережку, вдыхаю резкий сладковатый запах дорогих духов.
Интересно, куда она так торопится? К мужу любимому?
— Что ты копаешься? — дергает пацана. — Одеться не можешь по-человечески?! Дай сюда!
Выхватывает из детских рук колготки и начинает их нервно выворачивать, потом пихает обратно.
— Поторапливайся.
Украдкой оглядываюсь на эту парочку. Мамаша с недовольным видом смотрит в окно, еще и ногой раздражённо постукивает, а Серёжа путается, пытаясь одеться. Видно, что нервничает, что его потряхивает и где-то на подходе слезы.
Мне становится его жалко.
Он натягивает свитер, потом берется за штаны и никак не может попасть ногой в штанину — подкладка смялась комком.
— Не получается, — пищит он.
— Не получается, — вместо того чтобы помочь, мамаша его просто передразнивает, — а ты старайся лучше.
И опять в окно уставилась.
У меня в организме будто вата расползается. В ушах шумит, и давит где-то в животе от возмущения. Так же нельзя! Он же маленький!
Ловлю его беспомощный взгляд и улыбаюсь, пытаясь хоть как-то подбодрить. В ответ получаю измученную быструю улыбку, после которой он тут же опускает взгляд. В присутствии этой женщины Серый Волчок совсем не похож на счастливого жизнерадостного ребенка, которого я видела с утра.
Маринки все еще нет, и я еще раз перебираю вещи, лишь бы откровенно не пялиться на семейство Орловых.
— Ты мужик, в конце концов, или так просто? — очередной наезд спустя пару минут. — Теперь с шапкой справиться не можешь?
— Нельзя так, — слова сами срываются с губ, — зачем вы его обижаете? Лучше