Проиграем? (СИ) - Юнина Наталья

– Твоя не супруга не слишком многословна, точнее вообще немногословна, – поднимаю взгляд на Катю, пытаясь сконцентрироваться на том, что она мне говорит. – Кроме как вашего способа предохранения, я толком от нее ничего не узнала. Если честно, я вообще не поняла заинтересована ли она в сохранении беременности.

– Просто она, как и я, не ожидала этого факта, учитывая, что Женя принимает таблетки. Конечно, она, заинтересована, – уверенно произношу я, без капли сомнений. – Кстати, а таблетки оказывают влияние на плод? Может, это от них угроза?

– Конечно, они противопоказаны при беременности, но нет, не влияют. Просто повышается риск внематочной беременности на фоне их приема. У вас беременность маточная. Что именно послужило причиной для возникновения угрозы более детально будет известно завтра.

– Ясно. Я могу пойти к ней сейчас?

– Можешь, конечно.

Понимаю, что надо как-то поспокойнее вести себя с Женей. Не обрушать на нее потоки радости от внезапного залета. Может, цветы купить? Ну давай еще раффаэлло в придачу вместо тысячи слов. Дебил.

Чувство такое, что одновременно иду получать подарок, а заодно и на экзамен. Только у входа в палату в голову пришла совершенно не вяжущаяся с Женей мысль. Правда вполне себе реальная, если касаться девушек ее возраста. А что, если Коновалова права и Жене на хрен не сдался этот ребенок, от того она немногословна и не фонтанирует положительными эмоциями?

Аккуратно открыл дверь в палату и стоило только взглянуть на Женю, где-то там внутри что-то оборвалось. Она в полном загрузе. И, кажется, вообще не замечает моего присутствия. Уставилась в одну точку каким-то безжизненным взглядом на свои накрытые простыней колени. В этот момент, как-то без слов, понял по ее лицу, что это будет четвертый раз моего несостоявшегося отцовства. Кажется, число смерти у китайцев. Хотя, нет, с Машей я все же им стал, пусть и ненадолго.

К горлу подступает какой-то противный ком, который никак не получается сглотнуть. Жене двадцать два. В конце концов, ее можно понять, шестой курс не окончен, ординатура впереди. Нет в жизни определенности, и я уж точно не предел мечтаний для молодой девчонки. Хотя еще несколько часов назад, несмотря на выпитое ею шампанское, я мог поклясться, что она хотела признаться мне в любви. Почему не родить, если так получилось?

Настаивать? Упрашивать? Нет, не должен. Она немаленькая. И я ей даже не муж, чтобы говорить о каких-то правах. Лучше действовать так, как мне несвойственно. Мягче. Деликатнее. Спокойнее.

– Ты как? – резко поднимает на меня взгляд. В какой-то момент мне показалось, что Женя изменилась в лице, как будто хотела улыбнуться, а потом резко нахмурилась еще больше, чем до прихода в себя.

– Живот не болит.

– Жень, – усаживаюсь на кровать и понимаю, что не знаю, что сказать. Совсем. Хочется ее взбодрить, а не вести несвойственные мне беседы. Беру ее ладонь в свою руку. – Я понимаю, что ты сейчас в раздрае и не знаешь, как поступить. Просто постарайся все обдумать, время еще есть. Я не буду на тебя давить, – резко одергивает ладонь.

– Трус.

– Что?

– Что слышал. Хотя надо отдать тебе должное, я была уверена, что ты просто скажешь, что я специально забеременела. А нет, промолчал. Забавно, но я думала, нет, точнее была уверена, что ты хороший, несмотря на то, как себя частенько ведешь и что говоришь. А ты… ты просто козел. Так, тебе для справки, даже если он будет в итоге больной, – тычет пальцем в живот. – Я все равно его рожу. И как дуры сериальные, с гордой голой жопой не буду уходить в закат молча. И в отличии от них, я с тебя все положенные алименты потребую. Ясно? И знаешь, твоя поздно проснувшаяся деликатность тебе не идет. Ты уж говори, как привык, прямо: сделай аборт, – по слогам произносит Женя. Понимаю, что смеяться над ее речью как минимум не корректно, учитывая ее странное состояние, но сдержаться не могу.

– Как привык говорить? Хорошо, я хотел, как лучше, но раз ты просишь, ты – дура, – не раздумывая, бросаю я, смотря на ее обескураженное лицо. Благо в этот момент перехотелось смеяться. – Чка... в смысле дурочка. Послушай, я не знаю, что творится сейчас в твоей голове, возможно, это уже гормоны и присущая беременным ебан… странность. Я понятия не имею почему ты решила, что я должен был предложить тебе аборт.

– Почему? Ты свою рожу видел? Она у тебя очень говорящая.

– Стесняюсь спросить, а ты свою видела? В пору проводить панихиду. Я сюда шел с мыслью, что у нас будет ребенок, а не скорбящая Женя, уставившаяся на свои колени. Когда мне врач говорит, что перед ней немногословная девица и она не понимает, хочешь ли ты сохранить беременность, это, знаешь ли, тоже уверенности не прибавляет.

– «А время еще есть»? Это для чего оно есть?!

– Женя, – беру снова ее за руку, на что она повторно пытается одернуть ладонь, правда, в этот раз я ей этого не позволяю. – Это какая-то нелепая, дебильная ситуация. Мы оба подумали, что каждый из нас предложит аборт, но это не так. Я даже не задумывался над тем, как ты забеременела, чтобы в чем-то тебя обвинять. И я хочу этого ребенка. Очень хочу.

Несколько секунд мы неотрывно смотрим друг на друга и только лишь потом Женя шумно вздыхает и все же высвобождает свою руку. Правда, не так, как раньше. Прикладывает ладони к лицу и начинает усиленно его тереть.

– Я боюсь.

– Чего?

– Я тогда принимала амоксиклав и амброксол, – наконец убирает руки. – Первый, наверное, уже заканчивала, а второй еще пила неделю. А он точно противопоказан беременным в первом триместре. Я это помню, – ну твою мать, на последних словах по ее щекам потекли слезы. – Он мне на зачете по фармакологии попался. И я не назвала беременность противопоказанием, мне преподша еще оценку за это снизила. Там точно первый триместр в противопоказаниях. Я это запомнила. И на новый год я пила и вчера. Это я еще не знаю какое действие антибиотик оказывает. Вот я и немногословна была при враче. Я это все не говорила ей. Боялась. Надо сказать.

– Жень, да ерунда это все. У нас четверть страны зачато под алкогольным угаром, другая под никотин. И ничего, живут себе и здравствуют. И антибиотик этот можно даже беременным.

– А амброксол?

– Я не знаю, что за дура принимала у тебя зачет. Ничего он не противопоказан, не желателен, но никакого тератогенного эффекта он не оказывает, – вру. Понятия не имею. Но сейчас лучше так. – К тому же, мы все проверим. Двадцать первый век на дворе, миллионы анализов, узи и прочее. Выбрось эти дурные мысли из своей головы. Все будет хорошо, – тяну руки к ее щекам и вытираю тыльной стороной ладоней мокрые дорожки слез.

– Прямо-таки хорошо?

– Ну или близко к этому. На меня вчера божья коровка села, а это всегда четкий знак.

– В прошлый раз, когда ты увидел ее на шторе, я грохнулась в обморок.

– Ну жива же и потом все было нормально. Тебя даже обследовали всю бесплатно. Кто у нас сейчас МРТ шейного отдела получает без очереди на халяву?

– Действительно, чего это я, – шмыгает носом, но уже не плачет, даже пытается улыбаться. – А вот здесь на халяву не получится.

– Я как-нибудь это переживу и постараюсь выбить скидку.

– Да уж, постарайся. И это… прости за козла.

– Да я уже и забыть забыл. Спасибо, что напомнила.

– Ты даже не спросишь, как я забеременела?

– В тридцать четыре года я знаю, как происходит зачатие.

– Ты же знаешь, что я не об этом.

– Жень, да какая разница как?

– Я неспециально, честно. Просто я тогда чуть-чуть пропустила, когда болела.

– Я так и понял, – кажется, Женя хочет сказать что-то еще, но в следующий момент мы оба синхронно поворачиваем голову на дверь. Этакий намек, что мне пора сваливать.

– Завтра утром я принесу тебе вещи. Не думай о плохом. Постарайся поспать.

– Не уходи, – хватает меня на руку. – Ляг здесь. Я бочком, и ты тоже. Мы поместимся. Ночью в палату никто не войдет. Сделай вид, что ты ушел и вернись ко мне, – да чего уж греха таить, мне и самому уходить не хочется.