Твои (СИ) - Салах Алайна

Слышать дальше мне мешает гул прилившей к вискам крови. Ярко-красные буквы на вывеске стремительно блекнут и размываются, стекая мне под ноги.

— Я буду тебя ждать, — дрожащим голосом отвечает Поля. — Ты же на Байкал обещал нас с мамой свозить. Еще я для бабули Наташи и деды Рената подарок нарисую. Тебе нужно будет забрать и им передать.

— Хорошо, зайчонок. Они будут очень рады.

Быстро промокнув щеки рукавом толстовки, я оборачиваюсь. Мантра, почти сутки звучащая внутри меня, помогает. Это бы все равно случилось парой дней позже. Ей все равно было бы больно, но мы это переживем.

— Ты можешь хоть каждый день созваниваться с папой по фейстайм, — напоминаю я, гордясь тем, что удается звучать настолько бодро. — На этот раз ты ведь будешь брать трубку?

Шмыгнув носом, Поля кивает. Даже здесь ей удается быть сильнее, чем я. Она выглядит бесконечно расстроенной, но не слезинки не проронила. Хотя глаза красные, да.

— Буду, — произносит она и, выпустив из ладошки ручку чемодана, прижимается к Роберту щекой.

Застрявший в груди воздух стремительно меняет свой состав, превращаясь в жгучую кислоту. Закусив губу, я снова отворачиваюсь, чтобы не находить свидетелей таким закидонам своего организма.

— А ты, Рада? — слышится невозмутимый голос из-за спины. — Обнимешь на прощанье?

Зажмурившись, я киваю. Даю себе секунду и еще одну, чтобы собраться, шумно вдыхаю, поворачиваюсь. Даже если все вышло так, как есть, это не повод не проститься с ним по-человечески. Он отец моей дочери, в конце концов, и замечательный человек.

Полинка отходит в сторону, будто бы для того, чтобы меня пропустить. Избегая смотреть Роберту в глаза, я делаю шаг вперед и касаюсь губами его щеки. Задерживаюсь на секунду, чтобы прочувствовать тепло кожи и то, как его ладонь обнимает мою талию. Несправедливо, что он настолько потрясающе пахнет, хотя даже ничем не надушен.

— Я же не слепой, Снежок, — его глухой шепот касается моего виска. — Если ты сейчас передумаешь, это не будет слабостью. Мы просто вернемся домой и обо всем поговорим как взрослые люди.

Я мотаю головой. Нет. Для чего тогда это все? Расстроенная Поля, бессонная ночь и собранные чемоданы.

Коснувшись плеча Роберта, я отступаю назад. Чувствую на себе его вопросительный взгляд, и чтобы не выглядеть окончательной трусихой, заставляю себя поднять глаза. Со мной все в порядке.

— Если захочешь поговорить, дай мне знать, Рада. В этом тоже нет ничего зазорного. Буду ждать.

Найдя Полинкину руку, я киваю, зная, что ни за что не признаюсь в том компоте из чувств и противоречий, который так внезапно во мне закипел.

— Ну, мы пошли, — мне удается даже улыбнуться. — Контакты твоей мамы у меня есть, так что отныне фотографии Полины я буду высылать ей напрямую. И спасибо тебе за эти каникулы. Было здорово.

— Буду по вам скучать, — без улыбки отвечает он и, опустив взгляд, подмигивает притихшей Поле. — Маму береги, зайчонок.

52

Если я думала, что по возвращению в Иркутск впечатления последних столичных дней быстро меня отпустят, то глубоко заблуждалась: они будто нарочно усилили свою хватку, сделав сибирские будни серыми и депрессивными. Пусть в Москве мы пробыли всего неделю, она ощущается как полноценный месяц. Нечто похожее было, когда я впервые ушла в двухнедельный отпуск. Некогда привычный путь «садик-офис» сейчас кажется чем-то новым и изматывающим, лица коллег — малознакомыми, а рабочий день — чересчур долгоиграющим. И солнце как назло исчезло с горизонта, уступив место затяжным ливням, уныло вторящих моему внутреннему состоянию. Мне серо и тоскливо без причины. Вернее, причина конечно есть, но я отказываюсь признавать ее серьезность. Я прожила без Роберта шесть лет и чувствовала себя при этом отлично. Месяц, проведенный бок о бок, даже при наличии парочки интимных эпизодов просто не в состоянии все это перечеркнуть.

— Рада! — обесцвеченное каре Варвары из отдела кадров протискивается в дверь кабинета, нарушая мое депрессивное уединение. — Мы сегодня с Иркой в кабак идем. Присоединишься?

Я едва могу заставить сфокусироваться на ее лице — настолько мне сложно дается сейчас общение с внешним миром.

— Кабак? — машинально переспрашиваю я, давая себе время осмыслить суть совершенно неинтересного мне предложения. — А, нет, спасибо. Я пас.

— У нее сегодня день рождения, — не сдается она. — Должна была с парнем праздновать, но позавчера расстались, представляешь? Я подумала, что нужно ее поддержать.

Поморщившись, я массирую переносицу. Рассталась с парнем перед днем рождения? Что же, мне очень жаль. Но с Ириной мы никогда не были близки, и к тому же я сейчас не в том состоянии, чтобы внимать жалобам на судьбу и тем более — утешать.

— Мне дочку из садика нужно забирать, — поясняю я и несколько раз щелкаю пальцами по клавиатуре, чтобы продемонстрировать необходимость вернуться к работе.

Варвара, к счастью, больше не настаивает. Все-таки она кадровик, и отлично владеет языком тела.

— Если передумаешь — напишешь. В восемь мы в «Арно» встречаемся.

После ее ухода я еще минуты две таращусь в развернутую на мониторе программу, а потом и вовсе гашу экран. На телефоне светятся два неотвеченных вызова и оба — по работе. На месте начальницы я бы давно меня уволила.

Сейчас я напоминаю себе стиральную машину, работающую в режиме отжима. В груди что-то крутит, сжимает, стучит, тянет. Ну вот за что мне все это? Прежняя жизнь меня полностью устраивала, и я не просила ничего в ней менять. Мне нравилось полностью ее контролировать, а не сидеть на пороховой бочке из чувств, готовой взорваться в любое время.

— Может быть в кино сегодня пойдем? — предлагаю я, пока пристегиваю Полю в детском кресле. — Там вроде бы мультфильм какой-то идет.

Ожидаемого победного вопля не раздается, и вместо него дочь без энтузиазма изрекает:

— Давай попозже, мам. Сегодня папа должен мне звонить.

Весь путь до дома меня преследует чувство глубокой ненужности. Роберт лишил меня не только внутренней гармонии и рабочего настроя, но и отобрал самое ценное — внимание дочери. И чем больше времени проходит со момента нашего возвращения, тем все сильнее становится уверенность, что как раньше уже ничего не будет. Полину не устраиваю я одна как родитель. Теперь ей нужен он — отец, влюбляющий в себя всех без исключения.

Дома дочка сразу уходит в свою комнату, предварительно отказавшись от совместной готовки. Уже второй день она занята созданием подарка для своих новых дедушки с бабушкой, и на вопрос о необходимости такой спешки отвечает, что Роберт может приехать в любой день и она нужно быть готовой. Я пока не нахожу в себе силы сообщить, что ее ожидание может затянуться на месяцы.

Поужинав в одиночестве разогретыми макаронами, я перемещаюсь в гостиную и включаю первый попавшийся сериал. Честно пытаюсь вникнуть в суть происходящего, но то и дело отвлекаюсь то на запертую дверь детской, то на молчащий телефон. Меня Роберт о своем звонке не предупреждал, значит наберет напрямую Полине. Последний раз я слышала его сразу по прилете в Иркутск. Он спросил, как мы добрались и сообщить, когда будем дома. На этом наше общение прекратилось. Контакт с дочерью налажен — зачем теперь нужна я, правда?

— Поль! — выкрикиваю я, переключая канал. — Тут кино про твоих любимых лошадок показывают. Придешь?

— Я занята, мам, — отзывается она секунд через десять. — Сказала же, что рисую.

Глядя на сияющие бока вороной кобылы, скачущей по залитому солнцем полю, я вдруг ощущаю нестерпимую резь в носу. На ощупь нахожу пульт от телевизора и тычком стираю эту жизнеутверждающую картину с экрана. Хватит. Иначе сейчас точно разревусь.

Посидев в тишине несколько секунд, беру себя в руки и набираю маме. После приезда мы с ней не успели увидеться, так что она скорее всего будет рада провести время с внучкой. Сейчас половина восьмого, и если не мыть голову и не поправлять макияж, я успею присоединиться к празднованию Ириного дня рождения.