Держи меня крепче (СИ) - Малиновская Маша
Он говорит это совершенно спокойным, таким же деловым тоном, каким разговаривал с Жанной Викторовной до этого. А я давлюсь воздухом. Деканша поднимает на Ларинцева глаза и поджимает губы.
— Ха-ха, — выдаёт крайне безэмоционально. — Попридержи коней, Ларинцев.
Максим беспристрастно пожимает плечами, будто сейчас они с Жанной Викторовной обсудили совершенно обычные вещи.
Договориться с Центром получилось, и университету выделили ещё одну комнату. Максим отвёз меня домой, а сам уехал срочно собирать документацию на прохождение практики. Сегодня решили обойтись без репетиции, да и встретиться вечером не получится, потому что в шесть утра уже пора выезжать. Моя группа едет централизовано на автобусе от университета, и мне очень неудобно отделяться от них. Но Ларинцев и слышать ничего не хочет по этому поводу. Поэтому ровно в шесть я уже жду его у подъезда с небольшой дорожной сумкой, в которую собрала все необходимые на неделю вещи. Репетиционную форму и балетки тоже не забыла.
Я совсем не ранняя пташка, и мне очень хочется спать. Поэтому когда Максим предлагает мне забраться на заднее сидение и завернуться в плед, то я с удовольствием соглашаюсь. Закутываюсь плотнее в мягкое покрывало, которое Максим приготовил для меня, подтягиваю коленки и под тихую музыку впадаю в дрёму. Понимаю, что ни о чём не думаю. Мне так хорошо и спокойно за спиной этого парня, что я, кажется, чувствую себя счастливой. Странная лёгкость и приятное волнение селятся в груди при взгляде на широкие плечи впереди и уверенные ладони на руле. Я понимаю, что увязаю в нём. Понимаю, что будет не просто, потому что мы слишком разные, что до меня у Максима была своя жизнь и она никуда не делась и сейчас. И я очень боюсь обжечься. Но сила притяжения так велика, что я, кажется, вопреки себе, готова рискнуть.
Глава 42
С десяти до одиннадцати у нас расселение, в одиннадцать совещание с руководителями практики, потом обед. А после мы приступаем к работе.
В Центре на данный момент содержится более двухсот детей от семи до семнадцати лет. Они здесь все временно, пока трудные ситуации в их семьях не разрешаться или до тех пор, пока судьба не определит для них иной путь. Это место с непростой атмосферой. И чувствуется она с самого первого момента, когда входишь.
Мы не воспитатели, поэтому наша задача здесь немного другая. Но это сейчас. А если кто-то решится работать в подобном месте, то надо уметь многое. Эта практика дана студентам второго курса для того, чтобы мы учились отслеживать взаимосвязь между социальной средой ребёнка и его психологическим состоянием.
Нам выдают по три личных дела и отправляют в приёмную делать копии, потому что оригиналы нужно сразу вернуть делопроизводителю. Необходимо ознакомиться с документацией, характеристиками детей, условиями их помещения в Центр. А после познакомиться с ними лично.
Максим уходит к заведующей, он будет работать с ней и с методистом. Ему с воспитанниками Центра взаимодействовать не требуется по специфике своей специальности. И увидимся мы теперь только в столовой за ужином.
В университетском буклете под названием «Социология» было сказано, что эта профессия предоставляет огромные возможности и позволяет реализовать себя в разных направлениях, что студенты-выпускники могут трудоустроиться в любой отрасли и организации: от крупной госкомпании до маркетингового агентства. Понимание процессов в обществе, его строении, взаимодействие людей — всё это прекрасные стороны выбранной мной специальности. Но это в общем и целом, а работа в поле — вот она, с людьми. И подростки, с которыми я познакомилась сегодня, это не красивые истории в буклетах. Четырнадцатилетняя девочка, которую изнасиловал отчим, а потом избил, узнав, что она беременна. Из больницы её привезли сюда три недели назад. Парень, вынужденный в шестнадцать бросить школу и работать на полях и содержать себя и двух младших сестёр, потому что родители-алкоголики плевать хотели на детей. А от Ивана отказалась уже четвёртая семья спустя пару месяцев, потому что он не может прижиться нигде, кроме как с матерью-наркоманкой, к которой всё время сбегает, прихватив с собой деньги и ценные вещи приёмных родителей.
Я беседую с каждым, делаю записи, как меня учили, но понимаю, насколько это всё неважно. Им хочется общения, хочется услышать, что когда-нибудь всё обязательно будет хорошо. Но я имею ли я право говорить им это? Руководители практики в университете наставляли, что мы, социологи, должны уметь быть беспристрастными. Должны учиться наблюдать и делать выводы, чтобы потом правительство и другие уполномоченные люди могли что-то изменить. Но это трудно. Непросто вот так вот взять и выбросить из головы выражение их лиц и потухшие взгляды.
Вечером в столовую я прихожу позже всех. В глазах такое ощущение, будто песка насыпали. Ранний подъём и много новых впечатлений утомляют. Малодушно надеюсь, что Максим так же устал и даже речи не заведёт о репетиции.
Ужинают практиканты в части столовой для персонала, отделённой от общего зала непрозрачной стеклянной стеной. Когда вхожу, вижу, что одногруппники расположились за тремя столами по несколько человек. Максим уже ждёт за одним из них рядом с пустым стулом. Он машет мне, и я направляюсь туда.
— Привет, долго ты, — Ларинцев улыбается и притягивает меня для лёгкого поцелуя, когда я присаживаюсь. — Ешь давай, я тебе взял рис с мясом. Не особо тут кулинарных изысков много, правда. Ты же любишь рис с мясом?
— Люблю, спасибо.
Я улыбаюсь ему под внимательными взглядами ребят, ощущая, что теплеют не только щёки, но и в груди. У меня были друзья, которые меня во многом поддерживали, но вот к такой заботе я не привыкла. Мама, конечно, опекала меня, но она много работала, да и это другое совсем. А вот такое искреннее, с теплотой в глазах — никогда. Он может не только целовать меня так, что коленки становятся будто из желе, но и вот так просто взять рис с мясом в столовой, потому что беспокоится, что я давно не ела. Это приятно. Это трогает до глубины души, заставляя внутри что-то сладко сжиматься.
Максим ест с аппетитом, чем удивляет меня. Мне казалось, что с таким достатком, как у его семьи, с тем, как он привык жить и питаться, еда в столовой подобного заведения у него восторгов не вызовет. Она, собственно, и не вызвала, но никакой брезгливости или недовольства я тоже не заметила.
В целом ужин проходит спокойно. Ребята в большинстве своём притихшие, потому что как и я увидели одну из не самых лицеприятных сторон выбранной нами профессии.
В десять отбой во всем Центре, и касается это не только воспитанников, но и весь персонал, и в том числе практикантов. Убрав за собой посуду, мы отправляемся по выделенным комнатам, чтобы отдохнуть и осознать увиденное за день. Завтра в шесть подъём, в семь тридцать все должны присутствовать на совещании, к восьми приступить к работе. Да и вообще, спать действительно хочется, от усталости все мышцы ноют. Час на принятие душа, который нам показали на преподавательском этаже, звонок домой и под одеяло.
В комнаты нас распределили по-разному: кто-то попал в двухместные, кто-то в одноместные. Со слов техперсонала, на этом этаже раньше жили преподаватели и воспитатели, когда Центр был закрытым. Мне досталась маленькая одноместная комнатка, возле которой мы сейчас останавливаемся.
— Нина, ты в душ пойдёшь? — Рита с Леной стоят у лестничного пролёта с полотенцами в руках.
— Нет, девчонки, я перед ужином успела.
— Ну ладно. До завтра тогда.
Они уходят, а Максим привлекает меня к себе, обняв за талию и нежно прикасается своими губами к моим.
— Нина, не ходи больше в душ одна. Помни, в каком месте мы находимся. Думаю, это не совсем безопасно, тут всякий контингент есть.
— Все воспитанники в другом крыле, не преувеличивай.
— И всё же, — он отстраняется. — Открой дверь, я хочу замок глянуть.
Делаю, как говорит Максим, и, удовлетворённый осмотром замка, он снова целует меня. И едва я набираюсь смелости и обвиваю его шею руками, вдруг осознав, что за эти дни ни разу сама не проявила инициативу, как Ларинцев отстраняется. А ведь действительно: он всегда целует меня первым, первым обнимает, а я как та барышня кисейная не смею глаза на него поднять лишний раз. Двадцать первый век, Нина, и ты не из лесу сбежала, не с института благородных девиц вчера выпустилась. Может, он обижается на мою зажатость, принимая её за пренебрежение?
