Виктория Клейтон - Танец для двоих
— Я могу переночевать в Ричмонде, у тети. Это по дороге.
— Твоя тетя живет в непроходимых трущобах Ист-Энда, — пошутил Джайлс. — Хорошо, продиктуй мне ее адрес!
Он с трудом записал адрес — ему приходилось держать ручку обожженными пальцами.
— Я ухожу. Сегодня уже не вернусь. Не забудь вытереть пыль со стола! И, пожалуйста, сделай что-нибудь с раковиной на кухне!
— Я пыталась, но мне нечем скрести ее, кроме как этой грязной рваной тряпкой.
Джайлс вздохнул:
— Боже мой, Виола, ты, кажется, абсолютно беспомощна. Я не знаю, почему согласился взять тебя с собой.
Я знала, почему он согласился. Пирс мог так испортить жизнь любому, кто не соглашался с его планами, что спорить с ним стоило только в исключительных случаях.
— Обратись к Болтеру! Возьми у него все, что нужно! Не забудь: завтра в восемь тридцать! — И Джайлс ушел, не попрощавшись.
Я посмотрела на стол. Крышка из красного дерева была около четырнадцати футов в длину и лежала на прочных викторианских ножках. С первого дня в ОЗПА меня не оставляла мысль потанцевать на ней. Умение танцевать было одним из немногих моих достижений. Недавно я пришла к мысли, что это мое единственное достижение.
Каждую зиму, когда Р. Д. был еще жив, тетя проводила с ним месяц в отеле «Мажестик» в Монте-Карло. Когда мне исполнилось двенадцать, меня сочли достаточно взрослой, чтобы сопровождать небольшую группу избранных, составляющих круг общения Р. Д. Можно было рассматривать поездку как честь, но, положа руку на сердце, могу сказать, что для меня эти несколько недель были самыми тягостными в году.
В одиннадцать утра тетя завивала волосы, делала макияж, одевалась с помощью служанки и шла гулять с Р. Д. Затем, возвратившись в гостиницу, плотно обедала. После обеда она час спала, а дальше следовали: гольф, катание на яхте или поездка по побережью, визиты к знакомым, жившим поблизости. В шесть — время коктейлей. Ужин был долгим, часто с танцами. Все ждали одиннадцати. Истинная причина поездки — казино. Тетя уезжала по ночам и возвращалась в два-три часа утра.
Я была равнодушна к этим развлечениям. После ленча, который состоял из блюд, не очень мною любимых, меня оставляли на попечение Агнес. Агнес — служанка моей тети — была искренне предана ей. Абсолютно противоположные чувства она питала ко мне. Агнес требовала от меня быть тише воды и ниже травы, даже когда мы вместе сидели в одной комнате и ждали распоряжений тети. Мне удавалось почитать, если Агнес садилась шить или ложилась «на минуту» вздремнуть. Я любила читать. Возможно, чтение спасло меня от медленного помешательства. Но после четырех часов с книгой у меня начинала болеть голова. Я очень хотела погулять по берегу, покататься на ослике, на котором с удовольствием катались дети, не такие счастливые, по всеобщему убеждению, как я. Агнес презирала подобное времяпрепровождение. Она считала его плебейским. Мне запрещено было покидать отель самостоятельно. Героиня приключенческих романов, которые я читала, выскользнула бы из дома, нарушив все правила. Она бы немедленно попала в лапы похитителей бриллиантов или шайки контрабандистов. А затем ценой неимоверных усилий, разгромив банду, заслужила бы признательность народа. Но я была послушным ребенком.
Кроме того, я понимала, какой тяжелой могла стать жизнь тетушки, если что-нибудь в моем поведении не понравится Р. Д. В его присутствии я никогда не разговаривала в полный голос, только шепотом отвечала на его вопросы. Даже невинное покачивание ногой или мурлыканье детской песенки могло показаться ему проявлением бунтарского духа. Р. Д. поворачивал свое большое, обросшее щетиной красное лицо с длинными зубами и пялился на меня в монокль. Маленьким ребенком я боялась монокля. Мне казалось, что Бог очень похож на Р. Д., только огромного роста. Бог тоже носит монокль и, вглядываясь в волшебные стекла, может видеть сквозь тучи и читать греховные мысли своих творений.
Во время второго визита в Монте-Карло, доведенная до отчаяния бездельем и скукой, я встретила человека, который стал моим первым другом. Он работал в отеле платным танцором. В его обязанности входило танцевать с богатыми одинокими дамами.
Он был итальянец. Его звали Антонио. У него были грустные карие глаза и черные волосы, блестевшие на солнце. Мы познакомились в лифте для персонала. Моим любимым развлечением было нажимать на кнопки и кататься вверх-вниз с чердака в подвал и обратно. Таким образом я пыталась скоротать время.
В этот день я возвращалась с обеда. На обед был bouillion с лапшой. Очень трудно есть лапшу аккуратно, не издавая всасывающих звуков. Р. Д. пожирал пищу, хлюпая и чавкая, как буйвол на водопое, но стоило кому-либо издать хоть малейший звук, как монокль Р. Д. с молниеносной скоростью поворачивался в сторону виновника.
Лифт с шумом поднимал нас вверх. Антонио рассказывал мне, что считает свою работу унижением для la Terpsicore — музы танцев.
— Танцевать — это великое искусство. Движения тела могут быть прекрасными. Но мужчины называют меня паркетной ящерицей… хуже того, дрессированным пуделем. Я вижу презрение в их глазах. А женщины!.. О, это ужасно — обнимать их тяжелые туши. Но я должен что-то есть, и мне надо где-то спать. Я стараюсь откладывать деньги, чтобы купить билет в Голливуд. Боюсь, когда мне удастся скопить необходимую сумму, я буду слишком стар, мои суставы станут жесткими, а волосы седыми.
— Ты сможешь покрасить волосы. Фред Астор вообще выглядит стариком. Правда, намного старше тебя! — В этом возрасте я была не очень тактична.
— Спасибо! Сладкий ребенок! Послушай, я хотел бы потанцевать с тобой. У тебя изящная фигурка и такие маленькие ножки.
Мы вдвоем посмотрели вниз, на мои ноги, обутые в аккуратные детские сандалии черного цвета. Лифт остановился на верхнем этаже.
— Не желает ли la signorina послушать музыку?
Предложение звучало заманчиво. Я не сумела отказать. Обед мог длиться довольно долго — все зависело от того, насколько Р. Д. будет увлечен разговором с собеседником. Агнес не хватится меня, пока господа обедают.
Антонио подвел меня к своей комнате — скудно обставленной каморке для персонала.
— Подождите меня снаружи, signorina! Давайте будем соблюдать приличия!
Я стояла в пыльном коридоре и ждала, пока Антонио поставит пластинку.
— Окажете мне честь? — Антонио склонился надо мной, его локоть был грациозно изогнут. Он сжал меня в объятиях, и мы начали вальсировать. Я посещала школу танцев в Лондоне и знала несколько движений. Но унылые уроки на паркете под руководством миссис Пил не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас.
