Холли Чемберлен - Наше лето
Его наследники.
Папочка был так старомоден, что временами казался персонажем романа викторианской эпохи. Но кроме того, оставался слишком реальным. И с самых пеленок препоручил меня матери.
Две его девочки…
Мамочка выбирала мне одежду, водила на собрания герлскаутов, а папочка частенько привозил братьев в свой красивый кабинет в медицинском центре Мичиганского университета, где возглавлял урологическое отделение.
Мамочка старательно посещала мои репетиции в балетной школе, пока папочка брал с собой братьев на рыбалку, в северные озера штата.
Матушка учила меня шить и вязать, папочка поощрял занятия мальчиков спортом и ревностно следил за успехами в школе.
И ничто не меняло раз навсегда заведенного распорядка, пока я не начала встречаться с Уином. Неожиданно отец заметил меня. Неожиданно я стала достойной его персонального внимания.
И чем большего добивался Уин, тем больше я вырастала в глазах отца. По крайней мере мне так казалось.
Когда Уина приняли на юридический факультет Гарварда, отец устроил нам уик-энд в Чикаго. Когда имя Уина, одного из молодых многообещающих адвокатов, появилось в «Ло ревью», папочка выписал мне симпатичный чек, словно это я удостоилась такой чести.
А когда Уину предложили партнерство в юридической фирме «Датц, Паррин и Келлехер», папочка вознаградил нас уик-эндом в Кэньон-Ранч на Беркширских холмах.
Все шло лучше некуда.
И все же незадолго до этого майского вечера, когда я договорилась провести добрую часть лета в обществе совершенно незнакомых людей, и несмотря на подарки и одобрение отца, во мне начало что-то меняться.
Я чувствовала себя так, будто начинаю просыпаться. Я чувствовала себя так, будто начинаю засыпать…
Для человека, известного ровным, пожалуй, даже невозмутимым характером, ощущения были довольно пугающими.
Я не находила себе места, но нервная энергия довольно быстро сменялась пассивностью: то летала по комнате, то едва заставляла себя встать с постели.
Любимые хобби – вязание и долгие прогулки вдоль реки – вдруг потеряли всякий смысл.
Я стала включать автоответчик, чтобы не издавать бодренькие восклицания, изображая хорошее настроение.
Я лишилась даже того ничтожного интереса к сексу, который каким-то чудом еще сохранялся.
Клер Джин Уэллман. Та самая, которой было так легко угодить. Которая всегда старалась угодить.
Почему же внезапно все изменилось?
Почему я все время злюсь? Даже без причины?
Почему грущу? Хотя не в состоянии определить источник грусти.
Уин, казалось, не замечал смены моих настроений и поведения. Во всяком случае, ни словом не обмолвился на этот счет. Кажется, я была ему за это благодарна. Странно, но это именно так.
Я была благодарна ему за безразличие или что-то в этом роде.
Я принялась выискивать в женских журналах статьи о перепадах настроения и гормональных сдвигах, о том, что астрологи именовали возвращением Сатурна, и, наконец, о депрессии.
Но члены семейства Уэллман не обращаются к психотерапевтам.
Кроме того, я постоянно спрашивала себя, зачем мне психотерапия. У меня надежная работа, хорошая семья, уютный дом.
У меня есть Уин.
Может, если хорошенько поразмыслить, окажется, что со мной не происходит ничего особенного.
Может быть…
И тут, перелистывая журнал «Дома Новой Англии», я увидела рекламную статью о Мартас-Вайнярд, и до меня дошло, что не мешало бы на некоторое время сменить обстановку. Уехать. Одной. Без Уина.
Занятия в школе заканчивались в середине июня, а осенний семестр начнется не раньше Дня труда.
Зачем оставаться в Бостоне, когда можно пожить где-то на природе?
Мне недоставало сельских пейзажей и воды. Не по собственному выбору я жила в большом городе. Но Уин принял решение: Нью-Йорк или Бостон. Я выбрала Бостон, как меньшее из двух городских зол.
Лето в городской жаре? Или лето у моря?
Кроме того, Уин все чаще задерживался на работе, и я знала, что в августе у него начинается большой судебный процесс. Значит, в ближайшем будущем не будет возможности провести отпуск вместе.
Идея была соблазнительной. Слишком соблазнительной. Уехать без Уина.
У меня словно появилась грязноватая, но волнующая тайна.
Следующие два дня я ничего не предпринимала. Только представляла себе, как провожу часть лета без Уина.
И тут увидела приклеенное к уличному фонарю объявление о встрече в «Джордже» будущих соседей по летним домикам.
Я снова и снова спрашивала себя по пути домой, в нашу просторную мансарду на Гаррисон-авеню, в Саут-Энд. Твердила, как мантру, в такт собственным шагам: «Что я наделала, о, что я наделала!..»
По пути, на углу Шомат, мне попался крохотный, шумный ресторанчик «Блюдо». Вечер был теплым, несколько посетителей устроились за расставленными на тротуаре столиками. За одним сидела женщина лет сорока пяти, просто одетая, у ног которой лежал мопс. Женщина выглядела очень спокойной и довольной.
«Я никогда не смогла бы вот так. Сидеть одной в ресторане», – подумала я.
Или смогла бы?
Я проводила ужасно много времени одна. Слишком много для девушки, живущей вместе со своим бойфрендом.
«Было бы неплохо, – подумала я, – набраться храбрости и хоть один раз поступить как хочется. Например, насладиться теплым весенним вечером в уютном ресторанчике».
Женщина поймала мой взгляд и улыбнулась. Я ответила смущенной улыбкой и прошла мимо.
«Мужайся, Клер, – сказала я себе. – Снять домик на лето – значит сделать шаг в верном направлении. Шаг к независимости. Именно этого ты хочешь, верно? Независимости?»
«Но чего хочет для тебя Уин?» – поинтересовался тоненький голосок.
Вряд ли ему понравится мой план. Это я знаю точно. По-настоящему вопрос должен звучать так: хватит ли у меня духу воспротивиться его желаниям?
Иными словами, хватит ли у меня духу сказать ему «нет» и «да» – себе?
Я остановилась у рынка напротив большого собора купить молоко для Уина и готовый ужин для себя.
Ожидая, пока продавец протянет мне пластиковый контейнер с макаронами и сыром, думала о двух женщинах, которые, возможно, станут моими временными соседками.
Даниэлла вроде бы ничего. Немного переборщила с макияжем, но, кажется, вполне на уровне. Довольно славная.
Люблю славных людей. И всегда считала, что это качество не все ценят по достоинству.
Джинси?
А вот она меня немного беспокоила. Вернее, не столько она, сколько опасения, поладим ли мы. Я уже почувствовала, что она заядлая спорщица и старается настоять на своем. Что-то вроде бунтаря. Неистовая натура.
«Может, – подумала я, – не стоит судить так поспешно. Дождемся следующей встречи».
