Дженис Хадсон - Память сердца
— Может быть, попозже, — с долей сомнения предположила Дженни. — Мне нужно успеть закончить одно дело.
Гигант Роб затряс белокурой гривой и страшно завращал глазами. Огорчился.
— Ну да, конечно: работа, работа и еще раз работа. По-моему, это все, что тебя интересует.
— Но, Роб, работа доставляет мне удовольствие.
— Что? И никакой личной жизни? Я давно перестал верить этим сказкам.
Дженни показала ему язык.
— Ну пока! Увидимся позже!
— Может быть, тебе помочь? — крикнул Роб вдогонку, кивая на кейс и дискеты.
— Спасибо, не беспокойся, дотащу сама.
Роб еще раз тряхнул головой, теперь уже вполне натурально. Почему это, черт возьми, она пошла к себе так скоро? Решила поиздеваться над ним? Их дружеские отношения позволяли ему обижаться на столь явно выраженное пренебрежение.
Она перехватила его взгляд:
— Объяснений не дождешься.
— Эй! Если ты хочешь остаться в живых, давай спускайся вниз, пока не поздно, — крикнул он.
— Ну-ну, — усмехнулась Дженни.
Роб понял, что последняя острота не удалась.
Обиженный, он устремился к своей квартире. Дженни убедилась, что Роб благополучно достиг конечного пункта, не снеся собственную дверь.
Он был ее самым ближайшим соседом и другом. Кроме того, она еще не встречала мужчины красивее Роба.
Широкоплечий блондин с узкой талией и длинными сильными ногами. Секс был его стихией. Дженнифер подозревала, что так будет до гробовой доски. Хотя справедливости ради надо сказать, что и вида одной голой ноги Роба было достаточно, чтобы толпы местных красавиц, преимущественно чернокожих, бежали за ним мили и мили. Если же они обнаруживали его в более интимном виде, например, в плавках, то последствия были непредсказуемы.
Она еще раз взглянула на дверь, за которой исчез ее буйный сосед. Семья Дженни почему-то была уверена, что милый Роб — предел ее мечтаний в этой жизни. Правда, родителей не устраивало образование Роба, отец называл его «простым, как трехдолларовая реклама».
«Ну что ж, каждому — свое», — резюмировала Дженни.
Она вошла в квартиру и несколько раз с наслаждением вдохнула прохладный кондиционированный воздух. Дженни прислушалась. Снаружи было тихо. Она бросила кейс, коробку с дискетами и опостылевшую сумочку на кушетку, запихнула туфли под кофейный столик, небрежно скинула юбку с блузкой и выдернула телефонный шнур из розетки.
Дженни вздохнула еще раз и с наслаждением откинулась на спинку стула, стоящего перед рабочим столом.
Так, теперь можно заняться чтением.
Пятница, планов на уик-энд никаких. Да и какие тут развлечения, когда ей предстоит дочитать «Безумную ярость».
Вообще-то она не любила и никогда не покупала бестселлеров, особенно с такими названиями. Как правило, ее кидало в сон уже от краткой аннотации на последнем листе. Однако книги Бретта Мак-Кормика отличались от остальной книжной дребедени. Все бестселлеры Бретта, которые Дженни смогла найти, захватывали ее без остатка. Цена для нее не имела значения.
Сейчас у Дженни складывалось странное впечатление, что когда-то давно она уже читала эту вещь, хотя роман вышел лишь месяц назад. Но иногда она просто знала, что произойдет дальше. Это ощущение сопровождало ее и когда она читала диалоги главных героев, и при описании событий. Все происходившее в книге было ей настолько близким, что временами казалось: это про нее.
Молодой южанин и его невеста… Странные, далекие и до боли знакомые образы проплывали перед ней. Дженни, пожалуй, даже завидовала.
Страстная любовь двух главных героев захватывала и одновременно удивляла Дженни. Она весьма сомневалась, что такое сильное чувство могло бы существовать сейчас. Конечно, описать можно все, что угодно, но описать так, как это сделал Бретт… Для этого нужно было любить самому.
Абсурд, но чувство зависти все больше завладевало Дженни. Да, она завидовала вымышленным, никогда не существовавшим людям! Да, она завидовала их сумасшедшей любви! Кроме того, ей всегда нравился размеренно-патриархальный стиль существования коренных южан прошлого века. Она была бы счастлива встретить человека, который так же, как тот далекий и незнакомый Сэз, медленно и нежно строил бы с ней доверительные отношения, не пытаясь затащить в постель после первой же чашки кофе. Никогда Дженни не встречала такого мужчину.
Дженни выплыла из сладкого тумана своих грез и постаралась собраться. С тех пор как она открыла роман в первый раз, она могла читать его в любой обстановке, без остановок и отдыха.
До конца оставалось не более сотни страниц.
Наконец Дженни дошла до последней главы. Темнота уже заползала в комнату, и она включила лампу. Она не замечала требований, которые вот уже битый час предъявлял ей пустой желудок. Наверное, пожар, потоп, землетрясение вряд ли смогли бы оторвать ее от истории жизни молоденькой и наивной дочери рабовладельца-южанина, ее жениха с соседней плантации и сумасшедшей, преследующей их кузины.
Дженни устроилась поудобнее, потянулась и продолжила.
«Тусклые отблески праздничных огоньков слабо высвечивали во тьме хлопкового склада две фигуры: высокого худощавого мужчину в темной вечерней паре и молодую женщину в пышном желтом шелковом платье. Их силуэты сплелись в объятии».
Рука, придерживающая книгу, вздрогнула.
«Так что их уединение было весьма относительным, да и не могли они сегодня его себе позволить: их длительное отсутствие сразу заметили бы. Ведь праздник, бал, гости, иллюминация — все это было в их честь».
Дженни почувствовала странное возбуждение. Ей казалось, что она проваливается в бездонную яму.
« — Это невозможно! Ты не пробьешь стену ногой, Сэз! — отчаянно крикнула Анна.
Нагнувшись, Сэз ринулся вперед и снова изо всех сил пнул деревянные доски.
— Мы сделаем это, — прохрипел он сквозь стиснутые зубы, — должны.
Отчаяние превратило его такое родное лицо в незнакомую Анне маску. Сэз еще раз с разбегу врезался в стену. И еще раз. И еще».
Она с трудом переворачивала неожиданно потяжелевшие страницы. Горло сжималось, и Дженни, жадно глотая воздух, оторвалась от книги и судорожно сцепила пальцы.
Этого не может быть! Это невозможно, чушь какая-то!
Воспоминание о забытом ночном кошмаре двадцатилетней давности потрясло ее.
Бред!
Тщетно пытаясь побороть страх, Дженни с усилием раскрыла книгу. Слезы потекли по щекам, мешая видеть буквы, в горле стоял горький комок, мозг отказывался воспринимать происходящее. Теперь ей нужно было прикладывать значительные усилия, чтобы продолжать.
