Кей Грегори - Невесты Шерраби
Как только они выбрались из леса в поле, Саймон пошел медленнее. В конце пологого спуска Оливия увидела кованые чугунные ворота и кирпичную сторожку. За сторожкой начиналась длинная прямая подъездная аллея, вдоль которой как часовые стояли липы. Противоположный конец аллеи упирался в массивное парадное крыльцо.
— Прошу прощения, — сказал Саймон скорее нетерпеливым, чем извиняющимся тоном, затем помолчал и посмотрел на нее сверху вниз. — Нет, явно не гончая. Скорее кошка. У вас черные кошачьи глаза. И пышные, густые волосы, которые хочется погладить.
Он что, пытается разозлить ее? Его черты были совершенно бесстрастными, но Оливия начинала догадываться, что выражение загорелого лица Саймона Себастьяна к мыслям означенного господина не имеет никакого отношения.
— Только попробуйте, и я закричу, — так же бесстрастно предупредила она.
— В самом деле? — Он приподнял брови. — Никогда бы не подумал. Вы не похожи на истеричку.
— Значит, по-вашему, я похожа на потаскушку?
К удивлению Оливии, он негромко и заразительно рассмеялся.
— Нет, миссис Нейсмит. Это значит, что я нахожу вас… интересной женщиной. Правда, не в моем вкусе. Слишком дерзкой, черт побери. Но интересной. Как кошка.
У Оливии отвисла челюсть. В ту же секунду Риппер бросил ветку и залаял.
— Это не та кошка, — сказал ему Саймон. — Фу, Рип.
Рип умолк, но челюсть Оливии осталась на прежнем месте.
Неужели Саймон Себастьян такой прямой человек? И такой дерзкий? Или он по каким-то ясным только ему самому причинам пытался шокировать ее? Ну, она не доставит ему такого удовольствия!
— Держитесь подальше, а не то оцарапаю, — сухо ответила Оливия. — Потому что я вовсе не нахожу вас интересным.
Это было не совсем верно. Хотя Саймон был не в ее вкусе. Никто не был в ее вкусе, кроме Дэна. Но несмотря на невыносимую наглость Себастьяна, следовало признать, что в его холодной загадочной улыбке было нечто притягательное. Не говоря о фигуре. Тут Саймон мог дать фору кому угодно. Но после смерти Дэна — а честно говоря, намного раньше — она потеряла интерес к мужским фигурам. По крайней мере, так было до сих пор. Тяжелая работа не оставляла ей времени для сладострастных мыслей.
Она сделала шаг назад. Несомненно, этот человек самолюбив, а она посмела его оскорбить. Женщина сунула руки в карманы и принялась ждать реакции.
К удивлению Оливии, Саймон всего лишь взял ее за подбородок, заглянул в лицо и сказал:
— Неплохо. Миссис Нейсмит, вас когда-то задели за живое?
О да. И сделал это именно тот человек, которого она очень любила. Поэтому не собиралась любить никого другого. Оливия отстранила руку Саймона, от прикосновения которой ее бросило в жар, и лаконично ответила:
— Да. Задели.
Она снова почувствовала, что ее слова вызвали у Саймона какую-то реакцию, и снова не поняла ее.
— Интересно, — только и ответил он, затем взял Оливию за руку и свел по склону вниз — туда, где начиналась подъездная аллея.
Оливия во все глаза глядела на фасад дома, в котором веками проживал род Себастьянов. Он был далеко не таким огромным, как большинство помещичьих усадеб, но гордо высился, охраняемый почетным караулом лип, золотился на солнце, дыша спокойствием и постоянством, прорастая корнями в прошлое и излучая веру в будущее.
Оливии, которая ощущала постоянство лишь урывками, он показался воплощением мечты.
— Тут очень красиво, — сказала она Саймону. — Вам повезло.
Он бросил на Оливию проницательный взгляд.
— Я знаю.
— Он всегда был таким… прочным? — спросила женщина, в голосе которой против воли прозвучала печальная нотка.
Когда Саймон ответил, выражение его льдисто-голубых глаз неуловимо изменилось.
— Не совсем. Кирпич появился только в начале восемнадцатого века. До того стены были глиняными и деревянными, а крыша соломенной. Можно себе представить, как она закоптилась за сотню лет!
За сотню лет, подумала Оливия. А мне показались веком те четыре года, которые мы прожили в муниципальном доме в Харлоу. Она видела узкие свинцовые оконные переплеты и вспоминала грязные, захватанные пальцами стекла дома, в котором выросла. Ее мать не была помешана на чистоте. Она была слишком занята уборкой чужих домов, стремясь пополнить скудный доход семьи торговца словарями и энциклопедиями.
Когда аллея осталась позади, Саймон вновь взял Оливию за руку и провел за угол.
— Сюда, пожалуйста, — сказал он. — Обычно мы пользуемся боковой дверью.
— Как, разве у вас нет дворецкого? — съехидничала Оливия. Чувство, которое шевельнулось в ней, нельзя было назвать завистью, но все же она считала несправедливым, что этот человек обладает всем, в том числе и неслыханной дерзостью, тогда как ей приходится выбиваться из сил за гроши.
— Нет, — ответил Саймон с язвительностью, которую и не пытался скрывать. — Дворецкого нет. Простите, что разочаровал вас, но у меня есть только миссис Ли, которая управляется на кухне, и Энни Кут, ведущая домашнее хозяйство с помощью деревенских женщин. Ах да, еще два садовника и Джон Казинс, который по совместительству выполняет обязанности конюха. Он живет в сторожке. Как, по-вашему, этого достаточно, чтобы поддержать мой престиж?
Конюх! Значит, у него и лошади есть. И он еще насмехается.
— Я не хотела… — нерешительно начала Оливия и тут же осеклась. Саймон смотрел на нее с таким видом, будто видел насквозь. — Мне нет никакого дела до вашей прислуги, — с достоинством закончила она.
— Естественно, — согласился Саймон, пропуская ее в дверь.
Он смеется надо мной, с горечью подумала Оливия. Хотя не показывает виду.
— Пожалуйста, отдайте мой дневник, — попросила она.
— Всему свое время. — Он вел Оливию через опустевшую кухню и узкий коридор. — Соблаговолите подождать в гостиной. Сейчас я его принесу.
Оливия, понявшая, что ее мягко поставили на место, вслед за хозяином прошла в длинную прямоугольную комнату, окна которой выходили на обсаженную розами террасу, опустилась на краешек эпплуайтовского кресла, но тут же почувствовала беспокойство и встала.
Увидев висевшее на восточной стене зеркало в золоченой раме, она шагнула к нему… и сейчас же остановилась. Саймон мог вернуться с минуты на минуту. Пусть не думает, что ее интересует, как она выглядит.
Конечно, ей нет никакого дела до того, что он подумает. И все же… Она и так знала, что увидит в зеркале. Бледное овальное лицо с упрямым подбородком и прямым решительны ртом, обрамленное пышными волосами до плеч, почти такими же темными, как и глаза. Если, конечно, за эти часы с ней не произошла путающая метаморфоза. Хотя вряд ли.
