Анастасия Майдан - Ещё не поздно
Вдруг Минаев резко затормозил, от чего меня качнуло вперед.
— Убирайся, — спокойный голос Минаев до чертиков напугал меня. Отстегнувшись, я вылезла на улицу. — Если, еще раз я увижу твою морду, тебе не сдобровать.
Я сморщилась от несправедливой ненависти, не решаясь закрыть дверь. Игнорируя все оскорбления, от чего-то хотела поделиться с этим мужчиной новостью, которая как я надеюсь, сменит гнев на милость.
— Утром Алевтина Сергеевна рассказала, что ваша дочь не говорит ни с кем, даже с вами. Я сама перешла границы и признаю вину, но сегодня Лена со мной…
— Тамара, — прервал Минаев голосом, в котором звучала неприкрытая угроза, — если вы сейчас же не закроете дверь с обратной стороны, я сделаю то, от чего мы оба будем сожалеть.
Сердцем понимала, Минаев открыто угрожает, грозясь сделать что-то очень плохое, но тело невольно задрожало от…искушения. Мои глаза расширились. Ни разу за последние семнадцать лет не думала подобное о мужчинах. Минаев нетерпеливо захлопнул дверь, двигатель мощно зарычал и машина, взвизгнув шинами, скрылась в темноте.
Слезы наворачивались на глазах. Шмыгнув носом, сунув замерзшие ладони в карманы пальто, я заревела.
Я осознала три вещи. Меня привезли в городской отель, без гроша в кармане, бросив как нищенку; меня только что уволили и, в-третьих: телефон, отданный Алевтиной Сергеевной, надрывно вибрировал в кармане пальто.
Минаев вошел в кафе местной гостиницы, безошибочно найдя мой столик. Я сидела в углу, примостившись в месте часто называемым камчаткой, тихо попивая воду.
Андрей, усевшись за соседний стул, брезгливо посмотрел на стакан и подозвал официанта. Парень появился из ниоткуда, ожидая заказа.
— Как обычно?
Андрей Дмитриевич кивнул.
— Только два. И с сахаром.
Быстро сделав пометку в блокноте, официант, кивнув Минаеву, ушел выполнять заказ. Это навело меня на мысль.
— Выходит, вы здесь частый гость.
— Назови причину, почему я должен тебя не увольнять? — мрачно произнес Минаев, расстегивая верхнюю пуговицу кашемирового пальто.
Ох. Как я мечтала уйти от подобной темы. Сетуя на характер Минаева, я боялась произнести слово, не выведя того из себя. Когда я ответила на звонок, не ожидала услышать Минаева. Где — были его слова, и я сразу поняла, о чем он, назвав кафе гостиницы, у которой Андрей Дмитриевич меня бросил.
Глотнув воду, я собралась с мыслями.
— Я хороший работник?
— Не играй со мной, я предупреждал, — невесело улыбнулся Минаев, — так почему? Ответь.
— Как я уже говорила, — неуверенно начала я, смотря на стакан с водой время от времени поглядывая на Андрея Дмитриевича. Он сидел, сложив руки на столе, посматривая на меня.
— Утром стару… Алевтина Сергеевна сказала, что ваша дочь Лена не разговаривает.
Не услышав ничего в ответ, я сбивчиво продолжила:
— Я, правда, не знала, хотя мне показалось странным обращение девочки к домашним. Вечером она не говорила со мной, и я не придала этому значения, но утром все стало на свои места. — Я сделала паузу, — сегодня она разговаривала как нормальный трехлетний ребенок, понимаете?!
Не знаю от чего, но слезы наворачивались на глазах, грозясь выйти наружу.
В это время официант принес нам заказ и так же тихо удалился.
— Поверьте, Андрей Дмитриевич, — мой виноватый голос, разжалобил бы самого Цезаря. — Понятия не имею, почему девочка предпочитает разговаривать со мной, чем…
— Давайте, скажите это вслух. — Теперь я действительно не понимала, почему он злиться.
Я намеревалась было уйти, как большая сильная ладонь сжала мою руку. Мы оба уставились друг на друга.
Первым пришел в себя Андрей Дмитриевич.
— Извините Тамара, иногда я бываю ужасным козлом.
Во взгляде Минаева читалось раздражение, ничего не имевшее общего с виной. Кажется, я привыкала к его характеру и это пугало до чертиков.
— Это случилось весной, — Минаев смотрел куда-то вдаль, придаваясь воспоминаниям. — Каждый год в конце мая, моя семья собиралась в загородном доме, где я провел все детство. Я приехал позднее остальных. Поздравить старика с юбилеем. Все было нормально, пока…
Пальцы Минаева дрогнули, когда он взялся за кружку с кофе, и я поняла, как ему тяжело говорить о том, чтобы это не было.
Может из-за того что случилось тогда, сделало Минаева таким озлобленным. Нет, — говорили его глаза, — не поэтому.
— Дом сгорел дотла. — Минаев зарылся рукой в длинные волосы, его глаза не передавали той боли, что звучали в словах, и холодок страха пробежал по моей спине. — Лена находилась в доме, я едва успел ее спасти. Едва успел! Теперь вы понимаете, почему она молчала?
Я понимала. Девочка испытала непереносимый ужас.
Андрей Дмитриевич подался вперед, пригвоздив меня взглядом.
— Почему вы?! — почти с остервенением прорычал Минаев шепотом, — почему!!! Моя девочка боится даже дневного света, но вы… Со своей манерой и правильностью…
Он замолчал.
— Не знаю. Правда, не знаю, — покаянно прошептала я.
— Даю вам еще один шанс. Вы нужны Лене, значит, нужны мне.
Что означает: попробуйте натворить глупостей и уволю вас к чертовой матери.
— Так вы музыкант? — спросила я после долго молчания, хоть как-то сгладить напряжение.
Зеленые глаза стрельнули на меня недобрым взглядом.
— Бывший музыкант.
Какая разница.
— Большая, — удивил он меня ответом. Если он читает мои мысли…
— Не читаю, у тебя все написано на лбу, — Минаев хохотнул над моей физиономией, бросая на стол сто рублевую купюру, — пошли.
— А Лена в машине? — посмела спросить я.
— Нет, — и снова этот мужчина удивил. Придерживая для меня дверь, он ответил оскорбившись: — Я успел заехать домой и уложить ее в кроватку. Имейте совесть.
Что поделать. Никто его не обвиняет в излишней любви к дочери.
— Вы Андрей Минаев!
— Да. — Сухо ответил он.
От такой новости, я готова пуститься в пляс. Будучи школьницей, я скупала все плакаты с группой «Семь жизней», любуясь ими ночами. С тех пор столько воды утекло, что я не узнала бывшего фронтмена.
— Андрей Минаев!
— Может, прекратишь орать как на митинге и залезешь в чертову машину? — грозно приказал Минаев, явно недовольный моим восхищением. Пусть привыкает.
— Минаеееевввв!
Андрей Дмитриевич с силой захлопнул пассажирскую дверь, призывая меня замолчать. Я радовалась маленькой мести. Это ему за все издевательства. И невольно улыбнулась, радуясь нашему, хоть и короткому перемирию. По крайней мере он перестал кричать.
