Ирина Горюнова - Фархад и Евлалия
Она поселилась в его мыслях сразу же, как только он увидел эту девушку, а когда коснулся ее руки, где-то в глубине души вдруг возникло такое чувство, будто они знакомы давным-давно, шли рука об руку через много перерождений, снова и снова встречаясь и расставаясь, для того чтобы опять быть вместе – уже в который раз. Для него не существовало ни сомнений, ни колебаний – это его женщина и по-другому просто не может быть. Какая разница, что у кого было «до», главное – они нашлись. Остальное не имеет значения. Ни его эксперименты с алкоголем, наркотиками и сексуальными развлечениями, ни фамильные традиции, ни семейный бизнес…
Он был уверен, что теперь все сложится идеально. Мысли его были четкими. Главное, не напугать Лалу. Она уверена в том, что он всего лишь увлечен ею и желает затащить в постель. Девочка хочет поиграть. Фархад понимал, что поведение Лалы, вероятно, вызвано какими-то событиями из ее прошлой жизни, наложившими отпечаток на ее нынешнее состояние и поведение. Что ж, терпения ему не занимать. Строгий отец и нежная мать, любящая его до безумия… Он с детства был наблюдателем и психологом. И знал, как можно манипулировать людьми, чтобы добиться цели. Он сможет укротить свое нетерпение, сможет постепенно раскрыть плотно сомкнутые створки раковины, за которыми прячется нежная душа Евлалии. Он навел справки у знакомых и узнал, что Евлалия замужем, но муж уже несколько лет как живет то ли в Индии, то ли на Галапагосах и в Москве практически не появляется. О ней говорили с опаской: фурия, острая на язык, без комплексов, но ее уважали. За ее принципы, непродажность как журналиста и как женщины, за стремление бескорыстно помочь тому, кто в этом нуждается, за умение дружить и быть честной…
Фархад все больше и больше увлекался ею, каждый день открывая эту женщину для себя заново. Ее статьи, блестящие, ироничные, глубоко продуманные, восхищали его не меньше чем внешность Лалы. До этого он никогда особо не задумывался о том, что существо женского пола способно на подобное аналитическое мышление. Это его поражало. Влияние отца все же сказывалось, и женщина не то чтобы считалась ниже мужчины или человеком второго сорта, но явно была творением божьим, природой предназначенным для выполнения определенных обязанностей перед мужчиной: рожать детей, доставлять ему удовольствие, вести хозяйство в доме… Сейчас он начал прозревать иное, и это его не коробило, наоборот – он гордился тем, что Лала такая. Особенная. И еще она очень походила на голубя. Самого лучшего, предводителя всей стаи – Багдата[1].
Лала проснулась от назойливого дребезжания телефона. С трудом поняв, что происходит, она подняла трубку. Настроение тут же испортилось – звонил муж.
– Ты зовешь меня куда? Федор, что с тобой происходит? – Лала прижала трубку к уху и нервно захрустела пальцами.
– …
– Какая семья? Опомнись. Мы изменились, и уже несколько лет, как стали чужими, у каждого своя жизнь.
– …
– Нет, я не готова начинать все сначала, тем более что ты находишься на другом краю земли.
– …
– Не надо сюда прилетать.
– …
– Может, и появился. Раньше тебя это не особенно волновало.
– …
– Переосмыслил? Что ты переосмыслил, Федор? Ты всегда жил, как хотел, делал, что хотел, и тебе не было дела до того, что хочу я. Как нет и сейчас. На первый план всегда выходили твои желания. Ничего не изменилось. Ты и сейчас пытаешься мной командовать. Здесь моя работа, друзья, я тут живу. А ты хочешь засунуть меня в какую-то индийскую деревушку, где люди моются в реке между плывущих полуобгоревших разлагающихся трупов и алчных до свежего мяса крокодилов!
– …
– Я не преувеличиваю! Это не мое! Конечно, милый, мне все ясно.
– …
– Хорошо. Звони. Да.
Лала положила трубку и с силой выдохнула. Федор стал ее болезненным гордиевым узлом, который она все никак не решалась разрубить окончательно. Ей казалось, что муж постоянно устраивает ей новые ловушки, в которые она попадается с завидной регулярностью. Его безбашенная веселость и необязательность бесили Лалу до колик в животе. Абсолютно так же бесила девушку и его мать, Елена Капитоновна, крючконосая карга с высшим филологическим образованием и жиденьким пучочком седых волос, в тонких очках с обмотанной изолентой дужкой, вместе с ее грязно-желтой неопрятной старой болонкой Жужей. Несчастная собачонка страдала нервным расстройством и, когда начинала лаять, заходилась до хрипа и мучительных судорог, сотрясаясь всем жирным тельцем. Общение со свекровью Лала изначально свела к минимуму, за что ей и был вынесен однозначный приговор: «Стерва. Хабалка. Ничтожество». Впрочем, мнение Елены Капитоновны нисколько не интересовало Лалу. Она отчетливо понимала, что старуха пытается ее «вампирить», как в свое время высасывала энергию из ныне почившего мужа и сбежавшего от нее на другой конец света сына. По мнению Лалы, главной причиной смены местожительства Федора стало стремление избавиться от общества любимой мамочки. Феденька решил проблему самым элементарным образом – смылся, весьма красиво обставив свой отъезд, доказывая (прежде всего самому себе), что он практически жертвует всем ради блага семьи и зарабатывания денег. Естественно, свекровь сделала однозначный вывод: во всем виновата Лала – замучила, загнобила, загнала сынишечку в чертову даль из-за своей непомерной алчности, тогда как он, святая душа, не мог противостоять пустозвонной кукле, сведшей его с ума силиконовыми формами верхней части туловища.
Лала вздрогнула и усилием воли приказала себе не думать о прошлом, – хватит. Хватит вспоминать, как мегера Капитоновна выклянчивала у них деньги якобы на лечение печени, в то время как сама наведывалась в стрипбары для тех, кому за… Лала как-то раз встретила свекровь там, когда Милка затащила ее в это заведение на случайную вечеринку.
Сценка получилась презабавнейшая… Старушка накрутила себе букольки, разрядилась в проеденные молью кружева и, отставив мизинчик, сладострастно причмокивая, пила мартини, оглаживая взглядом крепкозадых мачо, фланирующих между столами в поисках добычи. Лала даже пожалела, что прервала начавшийся флирт между дряхлеющей дамой и красавцем-викингом Арнольдом. Увидев Лалу, Елена Капитоновна поперхнулась оливкой и чуть было не отдала богу душу, но великодушный молодой человек обхватил женщину сзади и нажал ей весьма неромантически на грудную клетку, от чего оливка выкатилась из разверстого рта старухи и резво поскакала под стол. Подобного унижения дама не снесла. Крючковатый нос ее даже слегка выправился и стал напоминать благородный орлиный клюв. Выпрямившись, она встала, похлопала Арнольда по щеке сухонькой лапкой и молча удалилась, не снизойдя до разговора или хотя бы приветствия невестки.
