Филлис Уитни - Бирюзовая маска

— Тогда я рада, что приехала вовремя. У меня нет других родственников. Я даже не знаю, жива ли бабушка, и вообще ничего о ней не знаю.

— Кэти умерла почти три года назад. — Несколько суховатый тон Сильвии Стюарт смягчился. — Кэти была замечательная. Я всегда буду ее любить. Ты знаешь, конечно, что она была англо?

— Я ничего не знаю, — повторила я.

— Это похоже на твоего отца — я имею в виду то, что он тебя изолировал. — Мягкость исчезла. — Он крепко отчитал твоего деда, прежде чем уехал. Хотя именно благодаря семье Кордова — вернее благодаря Хуану — удалось замять скандал с твоей матерью хотя бы настолько, чтобы он не разросся до ужаса огромных размеров, что могло быть. После ее смерти Хуан почувствовал себя опустошенным, а сердце Кэти было разбито. Все обожали твою мать.

В ее последних словах чувствовалась какая-то горечь, и я не смогла спросить эту разговорчивую, но не слишком добрую женщину о смерти матери. Мне не понравились слова «скандал» и «ужас». Что бы ни случилось, я хотела узнать об этом от более доброжелательно настроенного человека. Было слишком очевидно, что Сильвия Стюарт не любила мою мать.

— Вы в каком родстве с Кэти? — спросила я.

— Ее сестра была моей матерью. Мои родители умерли, когда я была еще маленькой, и Кэти приняла нас в свою семью — моего сводного брата Керка и меня. Для нее не имело значения, что Керк — не родственник нам по крови. Она была к нему так же добра, как и к остальным. Абсолютно так же, без всякой ерунды. Кэти приехала из Айовы, из фермерских земель, и терпеть не могла саманные стены. Но она любила Хуана и смирилась с ними без жалоб. После того, как твой отец увез тебя, Кэти посылала тебе подарки и писала письма. Но все они возвращались назад, и она оставила это.

Но она написала отцу перед смертью, подумала я и очень пожалела о ней. Как мог отец поступить так с ней и со мной? Даже если он ненавидел Хуана Кордова, он не должен был отрывать меня от бабушки.

— Кэти любила, не причиняя вреда, — продолжала Сильвия. — В этом она отличалась от Хуана. Он всегда портит все человеческое, с чем соприкасается, если его с ним связывает то, что он называет «любовью». Он любил моего брата Керка больше, чем своего собственного сына Рафаэла. Я думаю, они с ним были люди одного типа. Но я бы предпочла, чтобы меня любил тигр-людоед! То же случилось с Элеанорой. Ты можешь надеяться, что он не обойдет тебя своей любовью, Аманда.

Это я намеревалась выяснить сама и не собиралась позволить этой женщине — троюродной сестре или кто там она мне — настраивать меня против деда. Я незаметно переключила ее внимание с Хуана Кордова.

— Я полагаю, есть и другие родственники?

Ей очень хотелось говорить.

— Элеанора и Гэвин Бранд живут в доме Хуана.

Когда Гэвин несколько лет назад женился на Элеаноре, он хотел, чтобы у них был собственный дом, но старый Хуан не позволил.

Не успела я и глазом моргнуть, как разговор опять пошел о Хуане. Я не возражала.

— Элеанора тоже не хотела уезжать. Она хотела оставаться рядом с Хуаном, чтобы влиять на него. И когда встал вопрос о доме, Гэвину пришлось подчиниться, потому что он работает у Хуана — хотя, должна сказать, Хуан — единственный человек, которому Гэвин подчиняется. Конечно, он никогда бы не женился на Элеаноре, но он буквально сходил с ума от нее, с мужчинами такое случается — они так же сходили с ума от Доро. И ты такая, Аманда?

Та горькая нотка опять появилась в ее голосе, и я взглянула на нее. Она смотрела прямо на дорогу и, казалось, ей было все равно, как я воспринимаю ее слова.

— Никогда не думала о себе как o femme fatale[1], — холодно сказала я. — Расскажите мне, кто еще живет в доме.

Она махнула рукой в сторону моего окна.

— Посмотри на этот пейзаж, Аманда. Вон там пик Сандия. Сандийские горы охраняют Альбукерк так же, как гряда Сангре-де-Кристо охраняет Санта-Фе.

Я посмотрела на большую гору, возвышающуюся сразу за городом, но меня сейчас больше интересовало другое.

— Я даже не знаю, сколько детей у дедушки — только знаю, что мама была одним из них.

— Она была самой младшей. Кларита — самая старшая. Кларита… так и не вышла замуж.

Мне показалось, что Сильвия немного поколебалась, прежде чем это сказать, и я опять почувствовала в ее голосе горечь, которую не понимала. Но она быстро продолжила.

— Кларита все еще живет в доме, и хорошо, что она рядом с Хуаном. Последнее время почти все на ней. Был еще отец Элеаноры, Рафаэл, его жена была англо, как и твой отец. Как видишь, Кэти никак не повлияла на имена детей: они все испанские, благодаря Хуану. Однако, когда Рафаэл вырос, он не захотел считаться с тем, что он испано-американец. Он восстал против всего испанского, что он унаследовал и на что молится твой дед. Он хотел быть только англо и хотел так же воспитать свою дочь. Но когда Рафаэл и его жена разбились на маленьком самолете, Хуан, как всегда, вмешался и забрал Элеанору. С тех пор Элеанора и Хуан очень близки. Элеанора ближе к нему, чем была к Кэти, несмотря на все усилия, приложенные бабушкой. Элеанора всегда была себе на уме. Можно сказать, что ее первой привязанностью был дед, когда она была маленькой, а второй — Гэвин Бранд, который постоянно то приезжал, то уезжал. А теперь кто знает?

Сильвия взглянула на меня краешком глаза, и я подозреваю, что она проверяла, какое впечатление на меня произвели ее слова. Я ничего не сказала, и она продолжала не задумываясь, как будто ей очень хотелось предостеречь меня против моих родственников.

— Еще когда она была подростком, Элеанора решила, что выйдет замуж за Гэвина, и ей удалось его заловить, — сарказм Сильвии стал особенно едким, когда она заговорила об Элеаноре.

— Чем Гэвин занимается в фирме дедушки? — спросила я.

— Всем! Отец Гэвина Марк Бранд был партнером Хуана, когда «Кордова» открылась, и Гэвин вырос в этом деле. Теперь, когда его отец умер, он менеджер и главный закупщик, потому что Хуан теперь уже не может ездить. Гэвин старается сдерживать Хуана в разумных пределах. На самом деле это он содержит магазин в порядке.

Я рассказала Сильвии о странице, которую я вырвала из глянцевитого журнала — то рекламное объявление о «Кордове» — и о том, как я фантазировала, развлекая себя.

Сильвия покачала головой.

— Берегись «Кордовы», Аманда. Уже давно она стала зверем, который управляет всей семьей. Когда мы были маленькими, мы знали, что магазин значил больше, чем кто-нибудь из нас. О, не для Кэти, а для Хуана. Это памятник, на котором построена его жизнь. Хотя Гэвин бунтует. Между ним и Хуаном идет война из-за магазина еще больше, чем из-за Элеаноры. Может быть, Гэвину не понравится, что ты приехала. Он опасается тебя.

Я не понимала, как это возможно, но ничего не сказала.

— Мне кажется, вы не любите всего того, что связано с семьей Кордова, — сказала я.

Я услышала тихий вздох.

— Может, это правда. Может, у меня нет причин их любить — хотя они такие же мои родственники, как и твои, и я выросла с Кларитой, Рафаэлем… и Доро. Наверное, я не хочу, чтобы дочь Доро попала в это логовище. Ты уверена, что я не могу убедить тебя вернуться назад в Нью-Йорк?

Я не могла понять, какое ей дело до того, останусь я или уеду, но ответила без колебаний.

— Конечно, вы меня не убедите. Наоборот, я еще больше хочу их узнать — и решить сама.

Она вздохнула и беспомощно взмахнула рукой.

— Я сделала все, что могла. Решение за тобой. Я сама хотела бы уехать из Санта-Фе и никогда не видеть никого из Кордова. Но Полу здесь нравится, ему здесь хорошо пишется, а он — единственный человек, который для меня что-нибудь значит. Он живет по соседству с Хуаном с тех пор, как умерла твоя мать. Когда я вышла за него замуж, он захотел остаться здесь.

Она замолчала, а я стала смотреть на прямое, широкое шоссе, по которому мы ехали с хорошей скоростью. Город остался позади. Вокруг по обе стороны простирались холмы песочного цвета с пятнами можжевеловых кустов. Деревья попадались редко, разве только у ручьев, там, где кудрявилась пышная зелень. Тут и там из пыльной земли поднимались холмистые гряды, а вдалеке молчаливо застыли горы. Иногда на холмах вспыхивали полосы тускло-красного, ржавого и оранжевого, а вездесущий можжевельник покрывал их склоны зелеными горошинками.

Я опять почувствовала, что это мне знакомо. Яркий свет, цвет песка, широкое небо вверху, ощущение бескрайнего пространства — все это было мне известно, я видела все это раньше. Во мне росло возбуждение, я чувствовала, что возвращаюсь домой. Мне захотелось написать этот пейзаж, с которым меня связывало духовное родство. Он звал меня, принадлежал мне.

— Мне кажется, я это помню, — сказала я мягко.

Сильвия Стюарт бросила на меня быстрый взгляд, и я вновь ощутила в нем непонятное беспокойство. Прежде чем заговорить, она сбросила скорость.

— Не надо вспоминать, Аманда! Не надо!