Розамунда Пилчер - Пустой дом
Подобно опробованному успокоительному эти привычные оправдания утишали, притупляли взбудораженный разум Вирджинии. Она вложила письмо на синей бумаге в дорогой конверт и с облегчением взяла в руки второе. Однако облегчение было недолгим. Кара писала на той же почтовой бумаге, что и ее бабушка, но почерк дочери отнюдь не был изящным, а содержание — продуманным. Письмо изобиловало кляксами, строки шли криво и падали вниз, как будто слова безнадежно скатывались под гору.
Дарагая мама,
Надеюсь что ты хорошо проводиш время. Надеюсь что пагода хорошая. В Лондоне жарко. Мне надо идти пить чай с Сьюзан Мэнинг-Престон. Я не знаю ва что мы будим играть. Прошлай ночью Николас кричал и бабушка дала ему таблетку. Он был весь красный. У моей куклы оторвался глаз и я не могу его найти. Пожалуста напеши мне поскорее и скажи когда мы вернемся назад в Кирктон.
С любовью от Кары
P. S. Не забудь напесать.
Она свернула письмо и отложила его. За садом, за лужайками плавательный бассейн Элис сверкал синевой подобно драгоценному камню. Освежающий ветерок нес с собой пение птиц и благоухание цветов. Из дома до нее доносился голос Элис, разговаривавшей с миссис Джилкс, кухаркой, наверняка о лобстере, которого они собирались есть на ужин.
Она почувствовала себя беспомощной, совершенно растерянной. Вирджиния подумала было о том, чтобы попросить Элис пригласить сюда детей, однако в следующую минуту поняла, что это невозможно. Ее будет доводить до белого каления Кара, забывшая снять у порога грязные резиновые сапоги, или Николас, играющий в футбол на бесценных цветочных клумбах и рисующий на обоях. Без няни он наверняка будет вести себя невыносимо, потому что, когда она не ходит за ним по пятам, он становится вдвое непослушнее.
Без няни. Вот они — ключевые слова. Сама. Она должна воспитывать их сама.
И все же одна мысль об этом наполняла ее ужасом. Что она будет с ними делать? Куда они поедут? Ее мысли разбегались в разные стороны в поисках решения. Гостиница? Однако в разгар лета гостиницы под завязку забиты туристами и стоят невероятно дорого. Кроме того, Николас в гостинице будет столь же невыносим, как и в Уил-хаусе. Она подумала о том, чтобы взять напрокат домик на колесах или жить на пляже подобно хиппи, мигрирующим на юг каждое лето, жечь костры из плавника и спать, свернувшись клубочком, прямо на холодном песке.
Конечно, был еще Кирктон. Когда-нибудь ей придется вернуться. Однако все ее существо восставало при мысли о возвращении в Шотландию, в усадьбу, где она жила с Энтони, где родились ее дети, в то единственное место, которое они считали своим домом. При воспоминании о Кирктоне она увидела три тени, мелькающие по светлым стенам, холодный северный свет, отражающийся на белых потолках, услышала звуки собственных шагов на отполированных ступенях лестницы, не покрытой ковром. Подумала о прозрачных осенних вечерах, когда в небе пролетали первые стаи диких гусей, о парке перед домом, спускающемся к берегам глубокой стремительной речки…
Нет. Не сейчас. Каре придется подождать. Позднее, возможно, они и вернутся в Кирктон. Не сейчас. За спиной Вирджинии хлопнула дверь, и ее вернуло в реальность появление Тома Лингарда, приехавшего с работы. Она услышала, как он позвал Элис, затем бросил свой портфель на стол в холле и направился к патио в поисках жены.
— Привет, Вирджиния.
Он наклонился и слегка прикоснулся губами к ее макушке.
— Ты одна? Где же Элис?
— В кухне, обсуждает лобстера.
— Письма от детей? Все в порядке? Прекрасно, очень хорошо…
Одной из отличительных черт Тома было то, что он никогда не давал себе труда дождаться ответа хотя бы на один заданный им вопрос. Порой Вирджиния спрашивала себя, не в этом ли таится секрет его выдающихся успехов.
— Что ты делала днем? Лежала на солнышке? Что же, неплохо. Может, пойдем со мной, искупаемся? Раз ты проленилась весь день, тебе полезно будет немного размяться. И Элис позовем тоже.
Он ушел, пружиня шаг и излучая энергию, назад в дом и дальше, в кухню, громко призывая жену. Вирджиния, признательная за то, что кто-то сказал ей, что делать, поднялась, собрала письма и покорно пошла вверх по лестнице в спальню, чтобы переодеться в бикини.
2
Адвокатов звали Смарт, Чигвин и Уильямс. По крайней мере, так было написано на медной табличке на двери — табличку полировали столь часто и усердно, что буквы стерлись и читались с трудом. Ниже висел медный молоток, ручка тоже была медная, такая же гладкая и сверкающая, как табличка, а когда Вирджиния нажала на нее и открыла дверь, то увидела узкий коридор, застеленный блестящим коричневым линолеумом и выкрашенный светлой кремовой краской, и подумала о том, что какая-то трудолюбивая уборщица извела здесь немалое количество полироли.
Там было застекленное окошко, напоминающее кассу, с надписью ИНФОРМАЦИЯ над ним, и звонок. Вирджиния нажала на кнопку и заслонка, прикрывавшая окошко, поехала вверх.
— Да?
Изумленная, Вирджиния сообщила голове, появившейся в окошке, что хочет видеть мистера Уильямса.
— У вас назначена встреча?
— Да. Я миссис Кейли.
— Минуточку, пожалуйста.
Заслонка с грохотом опустилась, и голова скрылась за ней. В следующее мгновение распахнулась дверь и голова появилась снова, а вслед за ней и тело в строгом костюме, которое заканчивалось парой ног в туго зашнурованных туфлях.
— Пожалуйста, сюда, миссис Кейли.
Здание, где находилась адвокатская контора, стояло на вершине холма на окраине Порткерриса, но, несмотря на это, Вирджинию застиг врасплох роскошный вид, открывшийся ее глазам, стоило ей ступить в кабинет. Стол мистера Уильямса стоял в центре, на ковре, и сам мистер Уильямс уже поднимался ей навстречу. А за его спиной в большом, от пола до потолка, окне, подобно драгоценной картине открывалась пестрая живописная панорама старого города. Дома, крытые шифером, с белеными трубами рассыпались по склону без видимого порядка. Выкрашенная синим дверь, желтое окно, полыхающая герань на подоконнике, белье, развешанное на веревке словно флажки, неожиданно крона дерева, которое обычно не попадается на глаза. За крышами, внизу, сверкала солнечными бликами бухта. Был пик прилива, покачивались на волнах корабли, стоящие на якоре, белый парус огибал волнолом, покидая тихие воды гавани и направляясь к прочерченному по линейке горизонту, где две синевы сливались между собой. Ветер доносил крики чаек, чертивших по небу узоры своими острыми крыльями, и пока Вирджиния стояла посреди кабинета, колокола нормандской церкви прозвонили нехитрую мелодию и часы пробили одиннадцать.
