Нелли Осипова - Я тебе верю
– Откуда вы знаете, что я впервые еду в Москву? Я же вам этого не говорила.
– А это секрет?
– Нет, конечно, просто интересно.
– Юлечка, у вас это на лице написано, – улыбнулся Алексей.
– Как? – растерялась она и провела ладонью по щеке, словно хотела стереть невидимую информацию.
Этот трогательный жест рассмешил всех.
– Нет, правда, почему вы догадались? – совсем как маленький ребенок, спросила Юля.
Алексей взглянул на часы, улыбнулся:
– Об этом, и еще о многом, что я успел прочитать на вашем лице, расскажу в Москве, когда вы мне позвоните. Надеюсь, в Москве-то вас встретят?
– Не уверена, – растерянно замялась девушка, но тут же спохватилась и, боясь показаться беспомощной, добавила: – У меня есть адрес. Возьму такси – довезут.
– Погодите, вы хотя бы представляете, куда вам надо ехать? – забеспокоился Алексей. – Покажите-ка мне этот адрес.
Юля извлекла из сумочки листок, протянула Алексею.
Он взглянул и ахнул:
– О Господи! Это же ближний свет – улица Знаменские Садки! Бутово, конечная станция линии метро.
– Ну если вы знаете, где это, то таксисты и подавно знают, – уже совсем уверенно заключила она.
– Ничего не поделаешь, придется довериться им, но только не хватайте первого попавшегося – вокзальные таксисты жуткие рвачи. Лучше сдайте вещи в камеру хранения, а сами пройдите чуть в сторону от вокзала и там уж ловите машину. Не спешите, внимательно разглядите водителя. Желательно, чтобы это был немолодой мужчина, а еще лучше – женщина. Ну да ладно, ничего не поделаешь. Пора на выход. Где ваш багаж, синьорина?
Антонина Ивановна взглянула на часы – пора бы уже «несушке» появиться. Обычно она приходила не позже двух, а сейчас уже четвертый час…Что могло случиться?
Вера Ильинична, работник районного центра социальной службы, почти десять лет дважды в неделю приходила сюда, в семью академика Пастухова, а после его смерти – к Антонине Ивановне, покупала и приносила продукты, очень пунктуально выполняя все заказы. За это время она ни разу не подвела, не опоздала, покупала со строгим отбором все свежее и лучшего качества, иногда даже проявляла инициативу и неожиданно извлекала из своей необъятной сумки что-нибудь вкусненькое, приобретенное на свое усмотрение, старалась порадовать свою подопечную. Сделать ей приятное. Антонина Ивановна в шутку называла ее «несушкой» – она ведь носит продукты, – а Вера Ильинична, милая, интеллигентная женщина, не обижалась. «Слава Богу, – говорила Антонина Ивановна, – у вас, Веруся, чувство юмора не в рудиментарном состоянии, как нынче наблюдается у большинства народонаселения».
Бывали дни, когда «несушка» выполняла дополнительные поручения: сходить в сберкассу, оплатить счета, отправить письмо или записать на прием к врачу. Но сегодня поручений не было, а если бы кто-нибудь из десяти ее подопечных попросил куда-то сходить, она обязательно предупредила бы.
Антонина Ивановна дважды звонила на ее сотовый, но никто не отвечал.
Наверняка с Верусей что-то произошло…
Неожиданный звонок в дверь прервал тревожные мысли Антонины Ивановны. Она посмотрела в глазок – на площадке стоял молодой человек, сосед с верхнего этажа, поддерживая обмякшее тело Веры Ильиничны, – и резким движением распахнула дверь.
– Неси ее в комнату! Быстро! Вон туда, – распорядилась она, не задавая лишних вопросов, и сама пошла вперед, указывая на широкую тахту.
– Лифт был занят… я пошел пешком… – начал рассказывать сосед.
Антонина Ивановна прервала его:
– Потом, Володя, потом… Укладывай ее. Осторожно… придерживай… я сама… Вот так… Веруся, вы меня слышите?
– Да… – прошептала женщина.
– Я вызову «Скорую», – сказал Володя, но Антонина Ивановна остановила его.
– Погоди. Теперь рассказывай, что случилось.
– Я сам толком не знаю. Она лежала на площадке вашего этажа без сознания. Я узнал ее – видел прежде, когда она заходила к вам, вот и решил…
– Правильно решил, молодец, спасибо тебе большое. Если не очень торопишься, помоги мне.
– Да, конечно…
К счастью, Антонину Ивановну хорошо знали в доме. Она много лет, можно сказать, всю жизнь проработала операционной сестрой в клинике и только в шестьдесят лет ушла. Но пока были силы, продолжала работать в поликлинике, что располагалась в соседнем доме. Кажется, не было ни одного человека в округе, кто хотя бы раз не обратился к ней за помощью или с просьбой. Если в поликлинике работала другая смена – приходили домой, знали, что Тоня – так обращались к ней пожилые люди, знакомые с ней еще с младых ногтей, – не откажет: посоветует, посмотрит, перевяжет, сделает укол, измерит давление… Да мало ли чем может помочь такая опытная хирургическая сестра, которая была не только женой академика Пастухова, но почти всю жизнь проработала вместе с ним. Правда, некоторые досужие соседи сплетничали, что у Ивана Алексеевича была и другая, настоящая жена, от которой и родился Алексей-солнышко, красивый, как принц из волшебной сказки, за что и получил свое прозвище «солнышко». Одного не могли понять сплетники – отчего это Алексей живет с отцом и неродной матерью, которую называет мама Тоня. Но кому какое дело до чужой жизни…
Вскоре после смерти мужа Антонина сломала ногу. На ровном месте. Дома. На ею же самой натертом до зеркального блеска паркете – терпеть не могла лаковое покрытие, сама натирала специальной мастикой старинный паркет, категорически отказавшись менять полы, когда ЖЭК производил эти работы во всем доме.
После операции она уже не вернулась на работу, ходила с палочкой, пользовалась помощью социального работника, перестала выезжать на дачу, пуская туда на лето дачников, дни проводила в чтении. «Нет худа без добра, – говорила она своим подругам, – наконец я могу засесть за книги, а то ведь все времени не хватало. У меня столько непрочитанного накопилось, нужно наверстывать».
Внимательно осмотрев Веру Ильиничну, она пришла к заключению, что у нее ушиб головы, сотрясение мозга и небольшие ссадины. Бедная женщина кое-как сумела рассказать, что в парадном на нее напал какой-то парень, ударил по голове и выхватил мобильник, который вместе с очками висел на шее на шнурочке. Она кричала, но никто не вышел. С огромным трудом вошла в лифт, поднялась на седьмой этаж, вышла на площадку, а дальше ничего не помнит. Так и пролежала, пока ее не обнаружил Володя.
– Что будем делать, Антонина Ивановна? – спросил Володя.
– Будем лечить.
– Вы сказали – сотрясение мозга… Наверно, надо в больницу?
– Не надо, – категорически заявила она. Ей нужен постельный режим, уход и инъекции, которые я сделаю получше, чем в больнице. Дома у нее никого нет – все на даче, я знаю. А мне навещать ее не с руки, вернее, не с ноги.
