Саша Грей - Общество Жюльетты
Он здесь, а я нет. И это сводит меня с ума. Это и есть «безумие видимого».
Интересно, неужели он старательно изображает отчужденность потому, что я нарочно пытаюсь попасться ему на глаза?
В те дни, когда у меня есть занятия – в понедельник, среду и пятницу, – я стараюсь нарядиться специально для него. Сегодня – не исключение. Я выбрала обтягивающие джинсы, выгодно подчеркивающие попку, бюстгальтер на косточках, призванный как можно выше поднять грудь, топик в сине-белую полоску, привлекающий к формам внимание, и темно-синий кардиган, призванный подчеркнуть все вышеперечисленное.
Я хочу, чтобы Маркус обратил внимание на мою грудь и вспомнил Брижит Бардо в «Презрении», Ким Новак в «Головокружении» и Шэрон Стоун в «Основном инстинкте».
Достаточно ли это очевидно?
Надеюсь, что да.
Поэтому сегодня, как всегда, я сижу в аудитории, притворяясь, что конспектирую, а сама мысленно раздеваю Маркуса. Маркус рассказывает о Фрейде, Кинси[1] и Фуко[2], о зрелищном кино и женских кинообразах, а я пытаюсь разглядеть его член, скрытый коричневыми костюмными брюками, чересчур тесными в паху.
Маркус полустоит, полусидит на столе, и его нога вытянута вдоль края столешницы, образуя почти идеально прямой угол относительно другой ноги, якорем воткнутой в пол. Я грызу кончик карандаша, мысленно подсчитывая расстояние в дюймах от шва его брюк, проходящего вдоль внутренней стороны ноги, пытаюсь определить параметры его «красавчика» – обхват, длину и ширину.
Аккуратно записываю цифры в правом верхнем углу желтого блокнота, в котором после двадцати минут лекции – лишь карандашные рисунки и каракули. Мысленно совместив параметры, прихожу к выводу, что они меня впечатлили. Потому что член у Маркуса более чем соответствует размеру его мозга.
Впрочем, чему удивляюсь? Можно подумать, я раньше этого не делала. Делала, причем как минимум сотню раз. На каждой лекции.
И, волшебным образом, всякий раз, получала те же самые три цифры. Это как если бы я раз за разом отхватывала джекпот. И каждый раз я чувствую приятный трепет. Надеюсь, вы догадываетесь, где.
Как я уже сказала, Маркус ужасно рассеянный. Наверное, он думает, что я с головой погрузилась в лекцию. Нет, вы только не подумайте, что мне наплевать на тему занятия или что я не слушаю. Я ловлю каждое его слово и в то же время постоянно отвлекаюсь. Я, так сказать, пребываю в многозадачном режиме.
Маркус рассказывает о Кинси и о выводе, к которому тот пришел в ходе своего знакового исследования секса. Женщины, выяснил Кинси, не реагируют на визуальные стимулы так, как мужчины, а иногда и вообще не реагируют. Я с этим категорически не согласна. Знай Маркус, что он делает со мной, он наверняка бы это тоже понял. От Кинси лектор плавно переходит к Фрейду, еще одному старому извращенцу со странными представлениями о женской сексуальности – и теперь я завожусь по-настоящему. Маркус крупными буквами пишет на доске «КАСТРАЦИЯ». Затем – «ЗАВИСТЬ К ПЕНИСУ». После этого подчеркивает слова дважды и для пущего эффекта дважды их повторяет. Думаете, это испортит мою схоластическую мастурбационную фантазию?
Ничего подобного.
Видите ли, голос Маркуса подобен коричневому сахару – мягкий, темный, насыщенный. Когда я его слышу, у меня возникает ощущение, будто внутри меня все склеивается. Однако слова, которые он произносит и которые меня заводят, не имеют вообще никакого сексуального подтекста. Слова звучат сдержанно, холодно и имеют технический смысл; но когда их произносит Маркус, возникает ощущение, будто он – в интеллектуальном смысле – начинает сыпать непристойностями.
Особенно следующие:
Уничижение.
Катарсис.
Семиотика.
Сублимация.
Триангуляция.
Риторика.
Подлинник.
И последнее по счету, но не по значимости, любимое мое слово, которое правит всеми прочими:
Гегемония.
Когда Маркус говорит, он делает это с такой вкрадчивой властностью, что я сижу не шелохнувшись, как будто он крепко сжал меня в объятиях, и я готова на все, что он только пожелает. Поэтому, когда Маркус произносит «зависть к пенису», мне слышится мольба. Он как будто приказывает: «Пожалуйста, оттрахай меня». И хотя он даже не смотрит в мою сторону, я знаю, что он обращается именно ко мне.
И только ко мне.
Это – влюбленность в Маркуса – не имеет к Джеку никакого отношения. Это всего лишь забава, маленький романтический эпизод, который я мысленно представляю, чтобы развлечься во время занятий. Фантазии о папике-педагоге будоражат меня, пока я сижу на лекции, и вылетают из головы, как только звенит звонок.
На этот раз дело даже не заходит дальше.
Я смотрю на жилистые руки Маркуса, его длинные мускулистые ноги и пытаюсь представить, как они обхватывают мое тело, все целиком, как паук обхватывает муху, чтобы затем в нее впиться. Я хочу, чтобы Маркус так же обхватил меня и впился в меня. Интересно, думаю я, трахается ли Маркус столь же умело, сколь рассказывает о психоанализе, семиотике и теории авторского кино?
Позволяю вопросу повиснуть в воздухе. Ответ приходит неожиданно, откуда-то сзади, произнесенный заговорщическим шепотом:
– Он ненормальный. Фрик.
Я оборачиваюсь и смотрю в ясные сияющие зеленые глаза. Вижу сочные чувственные губы, на которых играет кокетливая улыбка. Так я знакомлюсь с Анной. Она сидит позади меня и, перегнувшись через спинку стула, на виду у Маркуса, шепчет мне на ухо. Конечно же, я ее знаю. Она из моей группы. Анна блондинка, маленькая, чувственная, женственная. Самая крутая штучка во всем колледже, способная вскружить голову любому мужчине. Она та самая девушка, с которой все хотят подружиться. Девушка, о которой мечтают все парни.
Я воспитана в католичестве, и мне вложили в голову, что секс – это то, к чему нельзя стремиться и в чем нельзя искать наслаждений. Лишь после того, как я начала встречаться с Джеком – а с ним я начала встречаться уже после того, как потеряла девственность, – я перестала мучиться когнитивным диссонансом и стала получать от секса удовольствие.
Похоже, Анне мои проблемы неведомы. Она игрива, свободна, не отягощена комплексами, всегда улыбается. Я смотрю на нее и вижу в ней девушку, которой комфортно в собственном теле, кто не стесняется собственной сексуальности и таящейся в этом теле силе. И еще она меня интригует.
С вами когда-нибудь бывало, когда вы, увидев человека и заговорив с ним, сразу же поняли, что станете друзьями? Именно так было у меня с Анной, когда она сказала, что Маркус – фрик. Это все равно, что услышать собственный голос, как будто она точно знала, о чем я думаю. И поняла меня.
