Случайная девочка (СИ) - Волкова Виктория Борисовна

Перед глазами проносится вся наша жизнь с сестрой. Если бы не Лайма, что бы со мной стало?

Ежусь будто от холода. Пытаюсь унять эмоции, но это невозможно. Слишком велика для меня потеря.

Лайма была для меня всем! Всем!

Самым близким человеком, подругой, сестрой. Как теперь жить без нее?

«Я же не справлюсь», – тихо скулю от отчаяния. И никак не могу представить свою жизнерадостную веселую сестру мертвой.

Бред какой-то! Ни за что не поверю. Лайма не может умереть.

Подскочив с постели, выуживаю из шоппера сотовый, открываю ватсап. И в ужасе смотрю на синие галочки на моих сообщениях. А еще бегущая строчка вверху.

В сети!

Выходит, Лайма жива, а Анквист наврал? Украл ребенка и простой фразой «Лайму грохнули» превратил меня в мумию. Ни дышать, ни говорить. Ничего не могу.

Слезы льются по щекам ручьями. Усевшись в кресло, стоящее у окна, утираю их, а сама открываю в телеграм местный паблик.

И упираюсь невидящим взглядом в знакомую фотку. Три девчонки в мокрых белых майках смеются радостно. Мокрый футболки облепляют идеальные упругие сиськи. Девчонки выгибаются, выставляя себя напоказ. Хохочут, обнявшись. Лайма, Катя и Роза. Три подружки. Вместе выступали, дружили, и вместе погибли прямо на сцене.

Читаю сухие строки, написанные так грязно и мерзко, что волосы встают дыбом. Как же так можно?! Люди погибли. Молодые девчонки. Каждой чуть больше двадцати пяти… было.

Истошный крик уже рвется на волю. От отчаяния, безумного горя и обиды. За нас обеих, за наши жизни.

Лайма еще идти не хотела. Спина у нее болела сильно. Я растирала ей поясницу перед уходом. И обезболивающие давала. Надо было не пускать.

А теперь что?

Голова кружится, а слезы на глазах высыхают.

Ясное дело, что! Анквист заберет у меня Дамира. Тут к бабке-гадалке можно не ходить. Да и кто я по сравнению с ним? Разве могу потягаться с Федей?

Лайма рассказывала о нем и всегда отмахивалась.

– Это была одноразовая акция, систер! Зато мы теперь на всю жизнь обеспечены! – смеялась она и кружилась по комнате. – Замуж, правда, мне запрещено выходить по условиям договора. Ну и не надо! И так все обалдеть как классно!

«Птица моя райская!» – всхлипываю невольно. Подстрелили тебя. Кому же ты помешала?

Перед глазами сразу же выстраиваются в ряд ненавистные рожи. Но я гоню страшные видения прочь. Они далеко. Не достанут. Это кто-то местный… Федор прав. Это из-за его делишек моя сестра лишилась жизни.

Жар-птица моя золотая!

Говорила же я ей, надо уезжать в Москву. А Лайма категорически отказывалась. Из-за Анквиста.

– Тут он нас защитит, если что, – шипела на меня. – А в Москве кто поможет?

И я, как всегда, сникала. Сестра права. Во всем права.

Снизу доносятся крики. Явно двое мужчин что-то делят между собой. Прекрасную Маргариту, наверное.

– Прекратите! – кричит она. И тут же наступает гробовая тишина. А потом что-то тяжелое падает на пол.

«У всех свои проблемы!», – тяжело вздыхаю я, вышагивая по темной комнате. Ни сидеть, ни лежать… Ничего не могу.

Торшер из трех переплетенных цветов бросает в полумраке странные тени. А белый потолок с лепниной давит, будто в коробке сижу.

Плохо мне. Сейчас бы обнять кого-нибудь из близких. Посидеть, повспоминать.

Но беда вся в том, что у меня никого не было и нет ближе Лаймы. А теперь и она ушла.

Прикусываю губу. Боюсь плачем и стонами разбудить ребенка.

Подойдя к окну, всматриваюсь в темную непроглядную тьму и даже не понимаю, где нахожусь. Наверное, надо ехать в полицию, потом – в морг. Кто-то же должен опознать сестру.

«Балда! Сразу было понятно, кого застрелили!» – спохватываюсь мысленно и, вернувшись в кресло, снова открываю телегу.

«По нашим данным одна из убитых – Лайма Стрешнева – состояла в интимной связи с Михаилом Шаргиным, владельцем ОМИ-банка, а также среди ее поклонников был…»

Вчитываюсь в глупые строчки и снова реву. Да не было у нее никого! Никакого Шаргина, ни другого… как там его?

На постели крутится Дамир. Садится встревоженно, не просыпаясь. Бормочет свое любимое «Мама, Мася, зая» и снова падает навзничь. Аккуратно вкладываю ему в ручки потрепанного зайца. И сама ложусь поверх одеяла.

– Спи, спи, мой сладкий, – напеваю сквозь слезы. Сглатываю ком, застрявший в горле. Прикрываю глаза и засыпаю.

Улетаю куда-то в спокойную темную бездну, где нет горести и печали. А только любовь и счастье.

Вздрагиваю, будто от тычка. Прислушиваюсь к голосам. В доме явно стало больше людей. Кто-то куда-то спешит. Переговариваются вполголоса. Хлопочут.

Под окнами проезжает машина. За ней еще одна. Шелестит шинами по идеальному асфальту и останавливается около крыльца.

Подскочив, подскакиваю к окну. Осторожно из-за занавески выглядываю вниз.

А там уже прыткий ординарец распахивает вороненую дверцу шикарного Мерседеса. И из недр машины появляется сначала нога в потертых джинсах и в стоптанном мокасине. А затем уже и сам Анквист выходит.

Все такой же мрачный. В черной рубашке и такой же косухе он сейчас больше похож на рок-певца, чем на бандита.

Из других иномарок выходят коротко стриженные крепкие парни. Окружают Федора, говорят наперебой. Он кивает и не двигается с места. Наблюдает, как из чрева багажника суетливые ребята достают какие-то тонкие стальные чемоданчики и заносят их в дом.

– Любопытно, а что в них? Золото? – спрашиваю саму себя и, вернувшись в постель, пытаюсь снова уснуть.

«Интересно, сколько времени?» – судорожно тянусь к телефону. Трубка вибрирует на ладони, а экран загорается от пришедшей эсэмэски.

«Кто вы? Представьтесь, пожалуйста!»

Захлебываясь слезами, прижимаю к груди старенький смартфон.

Все. Теперь окончательно все. Лайма мертва. Никаких надежд не осталось. Моя сестра ни за что бы не спросила подобную чушь. Значит, ее телефон в чужих руках.

А ее самой уже нет в живых. Прикрыв глаза, пытаюсь выровнять дыхание, и в этот момент телефон заходится трелью.

Трясущимися руками отключаю сначала звук, а потом и смартфон. Падаю на постель, утыкаюсь носом в подушку и реву.

Но слезы постепенно высыхают, боль притупляется, а тело безвольно обмякает, устав от дикого напряжения. Рядом дрыхнет ничего не подозревающий малыш. Сопит смешно и трогательно, успокаивая меня каждым вздохом. Частица моей Лаймы. Ни за что его не брошу!

Слышу сквозь легкую дрему, как приоткрывается дверь в комнату, и чуть хриплый голос зовет меня тихо.

– Оливия, ты не спишь?

Дергаюсь спонтанно. Замираю, притворившись спящей. Но на Анквиста мой театральный талант не действует.

Бесшумно проходит в спальню, наклоняется надо мной, обдавая коньячными парами.

– Не спишь, – не спрашивает, выносит вердикт и роняет с явной неохотой. – Я пришел извиниться.

Глава 5

– Мальчик для обогрева ног? Точно? – давлю взглядом обалдевшего Ефима. А сам в полном ахере смотрю на сбегающего по лестнице Рустама Асгарова.

Твою ж мать! Мой главный конкурент в моем доме. В Риткиной постели! А служба безопасности не при делах. Начальник вон сидит, ж.пу морщит.

– Привет, брат! – подходит Рустам с печальной улыбкой. Протягивает руку для приветствия. – Вот ты о нас и узнал, – вздыхает покаянно.

Но я знаю цену этому человеку. Не верю ему. Ни одному слову не верю.

– Я вижу, ты хорошо постарался, – усмехаюсь криво. – Садись. Давай поговорим о свадьбе. Когда планируешь?

– Да хоть завтра. Я – человек свободный. Маргарите уже год как предлагаю. А она упирается. Но сейчас, видимо, карты сложились должным образом…

Год, твою мать! Год! А я ни ухом, ни рылом. Как такое возможно?

Но похоже, Маргариточка моя – девочка прошаренная. Знает, как облапошить Ефима и остальных бакланов.

– Есть еще что-то, что я должен знать? – вскидываюсь напряженно. Инстинктивно сжимаю челюсти и кулаки.

– Породнимся скоро, Федор Николаевич, – выставляет напоказ белоснежные зубы Рустам.