Лето наших надежд (СИ) - Настя Орлова
— Забыли уже, — отмахиваюсь я, поднимаясь на ноги. — Первый или четвертый, все равно по очкам мы вас в финале смены сделаем.
— Кого ты собрался сделать в финале смены? — раздается возмущенный голос за моей спиной.
Медленно оборачиваюсь, ловя на себе пылающий взгляд цвета фиалок. Точно, Александрова. Ростом едва мне до плеча достает, а ведет себя так, словно собралась со мной драться.
— Вот тебя и сделаю, — бросаю насмешливо.
— Хочешь пари? — она воинственно вздергивает подбородок и складывает руки на груди, неосознанно привлекая мое внимание к этой выдающейся части своего тела.
— Не спорю с лгуньями и предателями.
Она явно не ожидала от меня этого удара, но все же, надо отдать ей должное, не отступает. Злится. Я вижу это по тому, как сверкают ее глаза, как тяжело вздымается грудь, а спина выпрямляется, словно она стремиться стать чуточку выше, чтоб не смотреть на меня снизу вверх. Ни дать, ни взять — Амазонка в миниатюре.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — бросает она запальчиво, но в голосе отчетливо слышна дрожь.
— У тебя проблемы с памятью? — спрашиваю безжалостно. — Вадика ты тоже забыла? Могу напомнить и тебе, и окружающим.
Щеки Александровой резко теряют все краски, а я понимаю, что наш разговор начинает привлекать повышенное внимание ребят вокруг. Лариса вообще от изумления рот открыла. Зная, какая она сплетница, нужно завязывать с этим увлекательным экскурсом в прошлое и как можно скорее.
— Значит, хочешь пари? — уже спокойнее уточняю я, окидывая Александрову с ног до головы медленным, подчеркнуто скучающим взглядом.
Ей следовало бы дважды подумать, прежде чем бросаться подобными предложениями. Вызов для меня — дело принципа. Вызов от нее — дело чести.
— Спорим, что к концу смены мой отряд будет опережать твой минимум на десять очков? — спрашиваю я, протягивая ей руку.
— Спорим, — отвечает она, смело шагая вперед и вкладывая свою ладонь в мою.
Ее рука прохладная, мягкая и маленькая, тонет в моей ладони, но рукопожатие получается на удивление крепким. Ловлю ее взгляд, в котором мерцают искорки — не то, отблески костра, не то ее собственного внутреннего огня, и чуть сильнее, чем позволяют приличия, сжимаю ее пальцы.
— Что получает победитель? — голос Александровой звучит неожиданно глухо, и она поспешно отдергивает руку, пряча ее за спиной.
— А что ты можешь предложить? — насмешливо интересуюсь я, демонстративно задерживаясь взглядом на ее сочной груди, прежде чем вернуться к лицу.
Даже в полумраке замечаю, как от смущения вспыхивают ее щеки.
— Облегчу тебе задачу, — говорю уже серьезно. — Если мы выиграем, на все последующие смены я забираю первый отряд и красные домики. Так что советую тебе держать чемоданы собранными.
— А если выиграем мы? — она самоуверенно вскидывает брови.
— Если выиграете вы, — я выдерживаю паузу и подаюсь вперед, чтобы следующую фразу прошептать ей на ухо. — Если выиграете вы, я исполню любое твое желание.
3
Следующим утром я просыпаюсь на рассвете, чувствуя себя так, словно ночь провел в роли груши для битья. Не зря я не хотел жить в зеленых домиках — кровати здесь созданы каким-то извергом, ненавидящим человечество. К тому же, в полночь меня разбудил прибывший Паша Степанов — третий вожатый из нашей банды. Матерясь в темноте, он, не раздеваясь, плюхнулся на соседнюю кровать, и всю ночь устраивал соревнование по храпу с Матвеем. Удивительно, что в такой компании я вообще умудрился поспать.
Откинув одеяло, я встаю на ноги и иду в туалет. Умываюсь, стараясь не шуметь, переодеваюсь в спортивный костюм и достаю из сумки кроссовки. В городе я почти не бегаю, но, стоит мне приехать в «Синичку», утренние пробежки для меня становятся чем-то вроде ритуала.
Прежде чем покинуть домик, заглядываю в спальни к ребятам. Убедившись, что все на своих койках и крепко спят, выхожу на улицу, предвкушая отличную пробежку.
Мой маршрут, которому я редко изменял за годы в лагере, полегает вдоль уличного кинотеатра и столовой через служебный КПП в лес. Обычно я бегу по пешеходной тропе, которой вожу ребят на озеро, потом ныряю в густые заросли дикой ежевики и, ускорившись, через пять-шесть минут оказываюсь на берегу с противоположной стороны водоема. В жару я часто здесь купаюсь, но сейчас самое начало июня и по утрам в предгорье еще довольно прохладно, поэтому сегодня я намерен ограничиться физическими упражнениями на суше.
Территорию «Синички» я по привычке покидаю под громкие басы в наушниках, но уже через минуту понимаю, что они мне ни к чему. Шепчущий шум листвы, звонкий щебет птиц, хруст сухих веток под ногами — вокруг меня именно то, о чем я мечтал днями и ночами в городе. Глупо портить все это музыкой, даже любимой.
Не прерывая бег, убираю наушники в карман. Выдерживаю ритм, позволяю себе короткие ускорения и небольшие передышки и дальнего берега озера достигаю уже через пятнадцать минут. Здесь делаю первую остановку. Хватая ртом воздух, впитываю в себя совершенство момента: буйную зелень с каплями росы, мелкую рябь воды, легкую дымку, стелящуюся над озером. Хочу спуститься ниже к пляжу, но вдруг замечаю маленькую фигуру в мешковатой толстовке с капюшоном, выскочившую из зарослей можжевельника.
Первая мысль, от которой в кровь прыскает адреналин, — кто-то из ребят умудрился сбежать из «Синички», миновав охрану, но через секунду капюшон, скрывающий от меня личность беглеца, спадает, и под ним оказывается копна белокурых волос, перехваченных желтой лентой, и знакомое лицо, которое я бы предпочел никогда не видеть.
Желудок судорожно сжимается, а в груди становится тесно, словно легкие распухли, не оставив шанса нормально дышать. Твою мать, что Александрова забыла здесь в такую рань?
Пока я ищу ответ на свой вопрос, девчонка сбрасывает с ног кроссовки, потом стягивает толстовку и спускает легинсы, ловко переступая через них босыми ногами. Не успеваю отойти от первого шока, как она избавляется от яркого топа, который через мгновение падает на землю, и, если не считать паутинки низких желтых трусов, оказывается полностью обнаженной.
Блять, я сплю еще, что ли?
От сцены, которая разворачивается перед моими глазами, в штанах становится тесно, а на спине выступает испарина. Я отдаю себе отчет, что мне надо сваливать, но какая-то непреодолимая сила удерживает меня на месте, не позволяя отвести взгляд от Александровой.
Сука. Сука. Сука.
Я всегда знал, что она хороша, но только сейчас понимаю — насколько. Стройная, женственная, с тонкой
