Экстренный контакт - Энтони ЛеДонн
— Вам придется решить это самим, но в качестве небольшого превью я бы сказал... — Я прищуриваю глаза на самого маленького и низкорослого из них. — Она почти такая же высокая, как этот парень!
Самый маленький ухмыляется, слишком взволнованный тем, что его назвали высоким, чтобы осуждать меня за мою неубедительную шутку. Старшие два мальчика менее щедры и награждают меня закатыванием глаз. Респект.
— В любом случае, всего несколько кварталов в ту сторону, — говорю я их отцу, указывая в каком направлении. — Вы точно не пропустите.
— Спасибо, чувак, — говорит он с явным облегчением. — Такое ощущение, что мы сегодня только и делали, что гуляли. Мои ходули меня убивают.
— Папа, нет, — со стоном говорит старший.
— Что? — Отец взъерошивает его волосы. — «Ходули» — это другое название для ног.
— Да, если верить дедушке, — отвечает один из мальчиков, следуя за отцом и братьями в направлении Рокфеллер-центра.
Я некоторое время наблюдаю за ними. Если отбросить устаревшее употребление слова «ходули», то этот мужчина, вероятно, моложе меня, но у него уже есть трое детей.
Все в порядке. Я сбился с дороги, как Гринч, но теперь снова на верном пути. План тот же, только сроки новые.
Взглянув на часы, я понимаю, что опасно близок к тому, чтобы отложить этот процесс. А затем шагаю к вращающейся двери «Тиффани». Навстречу своему будущему.
Играет какая-то ремикс-версия «Серебряных колокольчиков», и, хотя я традиционалист в отношении костюма Санты, должен признать, что эта версия не так уж плоха.
В основном, я стараюсь не думать о женщине в офисе по соседству, потому что у меня нет сомнений, что та именно там. Она всегда там.
Любовь Кэтрин к своей работе превыше всего. Именно по этой причине я здесь, чтобы купить обручальное кольцо для кого-то другого. Это я могу с легкостью признать.
Куда сложнее принять. Может быть, в глубине души я знаю, что настоящая причина, по которой весь день тащился сюда, чтобы забрать кольцо?
В самой Кэтрин.
ГЛАВА 3
КЭТРИН
23 декабря, 11:18
Я выхожу из лифта и попадаю в уютную привычную обстановку, которую представляет собой моя юридическая фирма. Ну, не моя фирма. Еще нет. Но, возможно, скоро.
Настроение поднимается почти мгновенно, когда я отвлекаюсь от праздничного безумия на улице внизу. Это неполное избавление, потому что какой-то идиот решил, что нам нужен Кенни Джи, исполняющий на саксофоне волшебную мелодию «Пусть идет снег!».
Возможно, это намек на прогноз о конце света, но лично я считаю, что Кенни Джи дурак, если возлагает большие надежды на снегопад. Синоптики очень редко бывают правы.
Тем не менее, песня заметно лучше рэп-версии «Серебряных колокольчиков». И даже несмотря на нынешнее бедствие, которым является праздничный альбом Кенни Джи, заходя в мой глянцевый, полумистический офис, я всегда чувствую себя так, словно возвращаюсь... ну... домой.
Возможно, это звучит сентиментально, но скорее дело в том, что за последние несколько лет я проводила в этом офисе больше времени, чем в своем настоящем доме.
Если быть честной, это не обошлось без последствий. Но такова жизнь, верно? Ряд решений и последствий. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, и остается только надеяться, что в конце концов все сложится в твою пользу.
Я вижу Хантера Джетта, одного из самых перспективных младших юристов, и делаю вид, что не замечаю, как он делает вид, будто не видит меня.
— Хантер! — зову я, останавливая его как раз перед тем, как он успеет скрыться в мужском туалете.
Он почти, но не совсем, скрывает, что вздрогнул.
— Привет, Кэтрин!
Хантер — один из тех двадцатилетних с небольшим парней, которые, несмотря на то, что они умны, красивы и искренне симпатичны, кажутся всего в одном шаге от того, чтобы вернуться к своей принадлежности к студенческому братству. В одну минуту Хантер обнаруживает поистине блестящий прецедент, а в следующую, когда пытается объяснить его мне, произносит «чувак».
У него есть потенциал. Очень большой. Просто им нужно как-то... распорядиться. К счастью для Хантера, я очень хорошо управляю им, когда у меня есть мотивация. А когда дело касается моей работы, я всегда мотивирована.
— Обновленный отчет Холлингера на моем столе? — спрашиваю я.
— К концу дня, — отвечает он с улыбкой, которую, я уверена, парень считает обаятельной. Черт возьми, это и в самом деле обаятельная улыбка.
Когда-нибудь она будет творить чудеса с судьей. Но я не судья, и сегодня — не когда-нибудь.
Я поднимаю бровь.
— Надеюсь, когда ты говоришь «конец дня», ты имеешь в виду вчерашний день.
Хантер теребит свой синий галстук, который понравился бы мне гораздо больше, если бы не был покрыт снеговиками.
— Мне пришлось отлучится на дурацкий «зимний бранч».
— Почему «дурацкий»? — Я добавляю воздушные кавычки, чтобы подражать ему.
Хантер пожимает плечами.
— В отделе кадров разослали памятку о том, как правильно вести диалог на рабочем месте. Пожелание кому-то «счастливого Рождества» всегда было в аутсайдерах...
— Слава богу, — пробормотала я.
— Но «Счастливых праздников» тоже под угрозой. Очевидно, это неуважительно по отношению к людям, которые не отмечают никаких праздников.
Ха. Я втягиваю щеки, разрываясь между презрением к любой политике, требующей, чтобы мы обращались с коллегами как с нежными маленькими цветочками, и восторгом от того, что теперь у меня есть все основания донести на любого, кто спросит о местонахождении моего праздничного настроения.
— Эй, подожди, — хмуро говорит Хантер, щелкая пальцами. — Разве не ты была ответственной за бранч в этом году?
Я издаю насмешливый звук и перекидываю свой конский хвост через плечо.
— Конечно. Если под «ответственной» ты имеешь в виду, что Гарри и Джо заставили меня «взять на себя ответственность».
Строго говоря, я не сторонник пропускать рабочие обязанности, даже дурацкие бранчи. Но не приемлю принудительного праздничного общения в декабре.
Отсюда и редкий для меня выход — «погулять», о котором, скорее всего, услышу от своего начальства.
Гарри Каплан и Джо Госсет — старшие партнеры фирмы, и я их уважаю. Очень. Они взяли меня на работу сразу после окончания юридической школы. Они наставники, друзья и настоящие чудотворцы перед присяжными.
Но хотя они обычно довольно терпимо относятся к моей колючести (по их словам) и логике (по моим словам), когда дело доходит до