Территория сердца - Весела Костадинова
Елена Вячеславовна на мгновение замерла, словно не веря своим глазам и ушам. Её лицо побледнело, а глаза расширились от шока и негодования. Видимо, она не ожидала такой дерзости и, возможно, впервые столкнулась с кем-то, кто не боится её угроз. Секунда казалась вечностью, и я видела, как в её взгляде мелькают разные эмоции: ярость, страх, растерянность.
— Вы что, с ума сошли? — повторила она, её голос дрожал от ярости, но она не сделала ни шага вперёд. Очевидно, её остановило нечто большее, чем просто угроза скандала. Она понимала, что в современном мире одно необдуманное слово или действие могут привести к последствиям, которых не избежать.
— Вполне в своём уме, — я чуть наклонила голову, не убирая телефон. — Я приехала сюда ради работы и хочу, чтобы со мной обращались с уважением. Если вы считаете, что ваше высокомерие должно решать, кто достоин собеседования, а кто нет, это ваше дело. Но я не собираюсь уходить, пока не услышу отказ лично от генерального директора.
Женщина казалась в растерянности, её руки дрожали, когда она снова взялась за край стола, словно ищет опору. Остальные девушки, казалось, забыли дышать, следя за нашей словесной дуэлью. Ее красивое лицо из белого стало пунцово-красным.
Я понимала, что капитально перегнула палку, но отступать не собиралась. Я не уйду отсюда, пока не выскажу молодому ублюдку все, что о нем думают. И если мне придется перед этим снести эту ледяную суку — так тому и быть.
— Что тут происходит? — холодный, тяжелый мужской голос прервал нашу перепалку. От одного его звука у меня по спине пробежал холодок страха. Настоящего страха.
Я резко обернулась и увидела у двери высокого мужчину черными как смоль волосами, с седыми висками и пронизывающим взглядом, от которого внутри всё сжалось. Его лицо, словно высеченное из камня, не выражало ни малейшей эмоции. В отличие от сына, он не был красивым в привычном смысле этого слова: грубые черты лица, слегка крючковатый нос и жёсткая линия рта делали его облик пугающе непреклонным. В его фигуре и взгляде была такая сила, что казалось, он одним своим присутствием занял половину помещения.
Он стоял в дверях, не двигаясь, и молча изучал происходящее. Его тёмные глаза метали молнии, и я почувствовала, как внутри всё похолодело. Это был тот самый человек, с которым не стоит шутить. Он не нуждался в громких словах, чтобы заставить людей замереть на месте. Достаточно было одного его взгляда, чтобы понять: он привык командовать и добиваться своего. Взгляда, от которого невозможно скрыться, который видел всё и всех насквозь.
Я не могла не заметить, как Елена Вячеславовна, только что почти кипевшая от ярости, вдруг напряглась, её лицо стало бледнее, а взгляд — осторожнее. Она сделала шаг назад, опустив голову, как будто не решаясь встретиться с ним взглядом.
— Александр Юрьевич, — её голос прозвучал тише и слабее, чем раньше, как у ученицы, пойманной за шалостью. — У нас тут… небольшие трудности. Соискательница…
— Соискательница? — прервал её он, не отрывая от меня взгляда. В его голосе не было ни грамма сочувствия или понимания. Только ледяное безразличие и скрытая угроза. — Значит, трудности?
Елена Вячеславовна не смогла ответить. Я видела, как она судорожно вздохнула, но больше не произнесла ни слова. В этот момент я поняла, что она боится этого человека, возможно, даже больше, чем я.
— Увы, — выдохнула я, — иногда приходится перегибать палку, чтоб тебя услышали.
Его глаза сузились, и я почувствовала, как в воздухе повисло напряжение. Он молчал, и от этого молчания становилось ещё страшнее. Казалось, что каждое моё слово могло обернуться против меня, но я уже не могла остановиться. Я решила бороться до конца, даже если этот конец будет выглядеть как полное фиаско.
— Перегибать палку? — его голос прозвучал тихо, но в нём слышалась угроза, от которой по спине пробежал холодок. — Девочка, вы знаете, что бывает с теми, кто не знает меры?
— Объясните, Александр Юрьевич, мы с Еленой Вячеславовной внимательно послушаем. Обе, — последнее слово я подчеркнула, хотя мне казалось я слышу себя со стороны.
Его лицо на мгновение застыло, а затем в глазах промелькнуло нечто, что я не могла распознать — смесь удивления и, возможно, насмешки. В воздухе витала угроза, и я понимала, что сейчас он решает, что делать со мной дальше. Его взгляд скользнул по мне и остановился на Елене Вячеславовне, которая уже меня ненавидела.
— Оба хотите послушать? — переспросил он, и в его голосе прозвучала едва уловимая насмешка, словно он пытался понять, что я пытаюсь этим сказать. — Значит, вам нужны уроки?
— Я просто хочу, чтобы меня выслушали, — сказала я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Если это означает, что мне нужно выслушать лекцию о границах и правилах, я готова.
Он слегка склонил голову набок, его взгляд был пристальным, почти изучающим, и я почувствовала себя словно под микроскопом. В этот момент я поняла, что для него я была всего лишь новой игрушкой, которая решилась на дерзость, и он решал, сломать её сразу или дать себе поиграть ещё немного.
— Хорошо, — произнёс он наконец, его голос стал мягче, но от этого только страшнее. — У вас есть минута, чтобы вы сказали все, что хотите.
Я сглотнула, чувствуя, как воздух становится тяжёлым и вязким, будто весь мир застыл в ожидании моего ответа. Времени было мало, и каждое слово имело значение. Александр Юрьевич ждал, его глаза, такие пронизывающие и холодные, изучали меня, словно я была лабораторным образцом керна. Елена Вячеславовна стояла рядом, бледная и напряжённая, явно не ожидая от меня чего-то стоящего.
— Мне хватит тридцати секунд, — обронила я, — я приехала работать, я прошла все собеседования и испытания, доказывая свою эффективность. И если мне указывают на дверь, то я, как минимум хотела бы услышать это из уст того, кто принял решение.
Его взгляд не изменился, но в воздухе повисло гнетущее молчание, будто он переваривал мои слова, оценивая, насколько я серьёзна. В комнате стало невыносимо тихо, и я услышала, как Елена Вячеславовна судорожно вздохнула, словно не веря своим ушам. Она, вероятно, считала, что я окончательно потеряла рассудок, решившись на такую дерзость