Личный дневник моей фиктивной жены - Виктория Стальная
— Плесните мне коньяку, официант Антон. — Сегодня от меня уходит жена, которую я любил, но так и не сказал ей об этом. — Ника округлила глаза, удивлённо посмотрела на меня, но продолжила свою мысль.
— Я устала быть тенью, безликим существом, твоей вещью. Я — живая и хочу жить. Поэтому я подаю на развод. Я ни разу не нарушила условия брачного договора. А вот ты… — И передо мной на стол упали фотографии, сотни фотографий, на которых я резвился со своими любовницами. — Нет, я не шпионила за тобой, не надейся. А вот твои воздыхательницы, каждую встречу с тобой сами фиксировали на память, хотели от тебя отхватить лакомый кусочек чего-нибудь. И каждая из них шла ко мне и несла свидетельства вашей большой и чистой любви, то угрожая меня опорочить в твоих глазах, то умоляя отпустить тебя и самой подать на развод. Я всё могла стерпеть и проглотить. Да, в нашем брачном договоре был пункт об отсутствии взаимных чувств. Да, и я всё по тому же брачному договору не имею права устраивать тебе сцены ревности. Да, и не ревную я тебя. И Бог с ним, что ты нарушил сам пункт своего же брачного договора про измену. Потому что всё это было баловство, ты забавлялся, играл, развлекался, издевался надо мной, смотрел на мою реакцию, веселился. Но. — На этом «но» Вероника резко замолчала. А я уже вовсю хлестал коньяк. Поэтому злобно прошипел теперь уже бывшей жене.
— Никуля, и что же это у нас за «но»?! Сколько пафоса в твоей речи. Да, надо было тебе, моя зайка, не магазин с барахлом открывать, а в актриски тебя устроить. Столько драмы в твоих словах. Ты сценарий сама писала?! И Станиславский бы тебе поверил. Актриса, мать твою.
— Вот теперь я вижу твоё истинное лицо. — С тенью грусти сказала любимая. Она жестом что-то показала нашему официанту Антону, и тот скрылся на кухне. — Одну минуту, и я продолжу свою пафосную речь, дорогой. — А Антон что-то катил к нашему столику. — Лёша, я заказала это для тебя давно, до того, как всё узнала. Я хотела сделать тебе подарок на нашу годовщину свадьбы. Ты уже и не помнишь такую дату. Я совсем чуть-чуть опоздала, ровно на неделю. Открой. Надеюсь, тебе понравится мой подарок.
Передо мной стоял сервировочный столик, подвезённый Антоном. А на столике поднос с большим коллажом из фотографий. Или нет. Я попытался поднять коллаж, но он оказался увесистым. Я непонимающе посмотрел на Нику, собирая остатки трезвости и приводя разум в сознание.
— Алексей, это не плакат. Что же я совсем маленькая. Сейчас. — И Вероника подняла это «создание», положив на стол передо мной.
Пряник. Это был огромный пряник ручной работы. Красиво расписанный, глазурованный. Ника любила дарить такие пряники близким людям. И друзья всегда восторженно радовались такому подарку, правда, пряник не ели, а держали на видном месте для красоты. На моём же прянике были запечатлены лучшие моменты нашей с Никой жизни…в лицах. Вот наша свадьба. А это… Нет, я не поверил своим глазам. Фотография, утерянная, старая. На ней я маленький и мама ещё молодая. А вот Вероника и моя мама. Моя мама вообще души не чаяла в любимой. Ком застрял у меня в горле. Я с трудом подавил в себе порыв вырваться слезам наружу. Ещё не хватало, чтобы Ника видела, как взрослый и самодостаточный мужик обливается слезами из-за неё…смазливой дуры… Я бережно провёл ладонью по фотографиям пряника, словно пытаясь остановить мгновение неизбежного. А вот ещё фотография. Это юбилей моего «Строй-Инвеста» — 15 лет. Вот фотография — на ней я получаю награду… Чёрт. Вот в этом была вся Вероника. Да, я её ненавидел, она верно заметила. Все два года совместной жизни я её ненавидел. Все два года фиктивного брака я её любил. Я остановил поток своих мыслей и, уже порядком протрезвев, заговорил.
— Что же стало последней каплей, переполнившей чашу твоего ангельского терпения?
— Анжелика. Или как ты её называл, Ангел? — С новыми несвойственными себе нотками презрения ответила Ника.
— Я так и не услышал ответ. Хорошо. Анжелика. Прекрасное женское имя. Дальше что? Какой ещё Ангел? Чушь какая-то. — Я злился. Я злился, потому что знал, кто такая Анжелика. Но я до последнего должен был держать марку и знать себе цену.
— Алексей, я тебе уже сказала, что ко мне приходила…каждая твоя моделька, игрушка, бабочка на одну ночь. И на это баловство я смотрела сквозь пальцы. А волноваться мне было, о чём… Я боялась, что ты выбросишь меня на улицу как подзаборную собаку или наскучившую, поломанную игрушку и благополучно женишься на другой, на той, кого в отличие от меня полюбишь. Да. — Вероника отхлебнула уже, видимо, ледяной чай, поморщилась. Стряхнула с ресниц проступившие капли слёз своими бледными и худыми пальцами. — Я боялась тебя, боялась себя и боялась остаться ни с чем. И однажды она пришла. Анжелика. Она у тебя другая, дорогая, не то, что были до неё дешёвые куклы. Она не требовала. Она не угрожала. Она не закатила мне истерику. Она просто буднично приехала в наш дом и села со мной ужинать. Она знала, где и что лежит. Она знала, во сколько у меня ужин. Она знала, что в это время ты на новом объекте. Она умело командовала Береславой — нашей с тобой помощницей по хозяйству. Странно прозвучит с моей стороны, но как мужчину я тебя понимаю. Перед такой женщиной просто невозможно устоять, да и глупо. Её жгуче чёрные длинные волосы, элегантно уложенные, волнами спадали с плеч, а бездонно-синие глаза с пушистыми наращёнными ресницами с вызовом смотрели на меня. Я, наверное, никогда не смогу забыть, как она вальяжно сидела передо мной нога на ногу на нашем с тобой привезённом из Италии красивом диване в стиле Барокко бирюзового цвета с позолоченными ножками, подлокотниками и спинкой из слоновой кости. Я когда-то с такой любовью делала эскиз этого дивана. А теперь она — шоколадно-загорелая в своём идеально сидящем на ней белом строгом
