Язычники - Шеридан Энн

2

Мягкое рычание волка, вибрирующее в его груди, — мой первый сигнал о том, что что-то не так.

Я распахиваю свои усталые глаза, и обнаруживаю нависшую надо мной темную тень, а его сильная рука обвивается вокруг моей лодыжки. Я мельком вижу Романа, его лицо скрыто темнотой, и ничего, кроме ярости, не пульсирует в его темных глазах. За долю секунды он поворачивается ко мне спиной, его длинные волосы собраны в беспорядочный пучок, когда поздний лунный свет проникает через отверстие пещеры.

Громкий вздох вырывается из глубины меня, мои глаза расширяются от недоверия. Это невозможно. Шансы были против него. Их было слишком много. Он должен был быть мертв.

Брызги крови покрывают его кожу, его когда-то белая рубашка полностью испачкана темно-красным, но невозможно сказать, какой процент этой крови принадлежит ему. В него стреляли всего несколько часов назад. Он должен был лежать без сознания на земле, изнывать от боли, а не бродить по лесу в поисках своей следующей жертвы.

Его ногти впиваются в мою плоть, и сдавленный крик застревает у меня в горле, когда он тянет меня за лодыжку, увлекая за собой. Из-за чего спиной тяжелым стуком падаю на землю, и я вскрикиваю, мое тело слишком устало, чтобы сопротивляться ему.

— НЕЕЕЕТ, — хнычу я, отчаянно пытаясь освободиться, зная, что после того дерьма, которое он только что вынес от рук своего отца, больше никаких игр не будет. Он говорит серьезно, и на этот раз он не будет валять дурака. Гоняться за мной по замку и слушать страх в моем голосе, когда я плакала, хныкала и визжала, было просто его разминкой. Прострелить шины моей машины — это была предварительная игра, но теперь он готов к главному событию, и я знаю, что он не остановится, пока от моего сердца не останется лишь шрам и дымящееся месиво у его ног.

Роман тащит меня ко входу в пещеру, моя спина царапается о твердый, неровный камень, когда большой волк идет рядом с Романом, даже не взглянув в мою сторону. Он знает своего хозяина и будет верен ему до конца своих дней.

У меня начинается головокружение, резкие движения оказываются непосильными для моего измученного тела.

— Остановись, — кричу я, хватаясь за лодыжку, другой ногой ударяя его по запястью и надеясь, что при каком-нибудь повороте судьбы я смогу освободиться, но даже если бы я это сделала, куда бы я пошла? Роман ДеАнджелис — гребаный зверь. Он выследит меня за считанные секунды, его здоровенный волк найдет меня по запаху, как сочный стейк с его именем. — Отпусти меня.

Каждое слово, с трудом вырывающееся из моего горла, похоже на стон поражения. Я могу плакать и бороться до тех пор, пока мой мир не почернеет, но мы оба знаем, что здесь есть только один конец игры. Все это время, вся боль, страх и ужас, все это только вело к этому, но я не удивлена. Несмотря на их дикие обещания не причинять мне вреда, я всегда знала, что мое время в этом мире ограничено.

Прутья, камни и низкие ветки царапают мою кожу, а голова продолжает кружиться, ударяясь о каждый камень на своем пути. Я пытаюсь схватиться за живот, кровь все еще сочится из меня болезненными волнами, но я больше не могу этого делать. Надвигается темнота, и я в ужасе от того, что произойдет, когда солнце решит снова засиять.

— Пожалуйста, — всхлипываю я, слезы текут по моему окровавленному лицу, когда я пяткой упираюсь в его руку, отчаянно пытаясь убрать ее со своей вывихнутой лодыжки. — Я этого не делала. Это была не я.

Я повторяю эти слова снова и снова, надеясь, что он хотя бы раз остановится и услышит меня, но это бесполезно. Он не из тех, кто меняет свое мнение. Он доводит дело до конца, каким бы хреновым оно ни было. Он гребаный псих насквозь. Чертов язычник, у которого встает перед смертью.

Черт возьми. Почему меня должна была похитить кучка долбанутых братьев с проблемами с отцом?

— Роман, — кричу я, требуя его внимания, но не получаю ничего, кроме его спины. — РОМАН. УСЛЫШЬ МЕНЯ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ. Я ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛА. ОТПУСТИ МЕНЯ.

Разочарованный рык вырывается из его груди, и в тот же момент он отпускает мою лодыжку, с громким стуком опуская вес моего тела на твердую землю. Он поворачивается ко мне, его высокая, широкая фигура нависает надо мной, как злобный преследователь, приближающийся к своей последней одержимости. Волк останавливается, оборачиваясь, чтобы посмотреть на мое неизбежное падение, в его угольно- черных глазах нет даже намека на раскаяние.

Пятками я впиваюсь в землю, цепляясь за упавшую ветку, и я использую ее, чтобы оттолкнуться, руки дрожат по мере того, как он приближается.

— Я слышу тебя, — говорит он мне, его глубокий тон низкий и наполненный смертельным ядом, звук, от которого у меня по спине пробегают мурашки. Его голова наклоняется в сторону, этот злобный шрам заставляет меня попытаться убежать. — Единственная проблема в том, что ты была там одна. Пистолет был в твоих руках. Вина лежит на твоих плечах, и теперь мой брат мертв.

Я ошеломлена, его слова проникают прямо в мою разбитую душу.

— Нет, — требую я, снова упираясь пятками, увеличивая расстояние, между нами, пока мои слова с трудом преодолевают комок, застрявший у меня в горле. — Нет. Я отказываюсь в это верить. Ты лжешь. Он не мертв. Этого не может быть.

— Итак, расскажи мне, — говорит он, подходя ко мне и присаживаясь на корточки, снова кладя руку мне на лодыжку и притягивая меня обратно к себе. — Как ты думаешь, что я сделаю с девушкой, которая отняла жизнь у моего брата?

У меня болит грудь, сердце бешено колотится, когда истинная тяжесть ситуации ложится на мои плечи.

Маркус мертв.

Ушел. Эта гребаная психованная сука в капюшоне забрала его у меня, и у меня никогда не будет шанса все исправить, никогда не будет шанса наблюдать, как кровь отливает от ее тела, когда я забираю ее жалкую жизнь. Маркус был сладостью в этом мрачном мире, солнцем в этой надвигающейся тьме. Он был ебанутым на голову, он был законченным психом,