Теорема сводных - Вероника Фокс
Дойдя до дома, я осторожно вставляю ключ в замок, и, сделав им два оборота, опускаю ручку. Захожу в темный холл и тихо закрываю за собой дверь.
— Я уж думал, ты не придешь. — сердитый голос отца раздаётся из-за спины.
Я тяжело вздыхаю. Нацепив улыбку, медленно поворачиваюсь к нему.
— А с каких это пор мне запрещено возвращаться домой когда захочу?
Отец усмехается. Он застегивает последнюю пуговицу на белоснежной рубашке и поправляет воротник. И с чего вдруг он при полном параде в такое время?
— Ты, видимо, забыл, что сегодня мы едем в аэропорт?
Я хмурюсь. Пытаюсь отыскать в памяти хоть что-то, что намекнуло бы на разговор с отцом о поездке, но, увы, там ничего подобного нет.
— Для чего?
Отец сует руки в карманы брюк и улыбается. Статный мужчина сорока восьми лет, одетый с иголочки. По нему сохнут все мамаши округа. Ну как же… Холостой мужчина в самом расцвете сил! Завидная партия, не иначе! Мысленно закатываю глаза, едва сдерживая усмешку.
— Сегодня приезжает Анна и ее дочь, Лия.
Я фыркаю, неразборчиво произнося ругательство.
— Я не думал, что ты всерьез решил перетащить их сюда.
— Тео, мы с тобой разговаривали на этот счет! — Отец делает два шага, навстречу мне и замирает в метре, распрямив плечи. — И, насколько мне не изменяет память, ты с пониманием отнесся к этой новости.
— Ich habe noch nicht entschieden, ob es eine gute Idee ist!!* (Я еще не решил, хорошая ли это идея).
— Ты подружишься с Лией. Она прекрасная девушка, — пытается успокоить меня отец.
— Не собираюсь я ни с кем дружить, — шиплю в ответ, обходя отца с правой стороны.
В горле жутко пересохло. Направляюсь в кухню, чтобы налить себе стакан воды. Слышу, как отец следует за мной. Демонстративно, не обращая внимания на отца, достаю из холодильника кувшин с водой и наливаю себе в стакан. Делаю три огромных глотка, которые обжигают горло холодом.
— Послушай, — с осторожностью начинает отец. Он частенько пытается читать мне морали, но в последнее время мы с ним никак не можем найти общий язык. — Я понимаю, что твою мать никто тебе не заменит. И Анна не собирается становится твоей новой мамой. — Подступающая злость заставляет меня крепче сжать стакан в руке. — Я впервые за долгое время понял, что пора двигаться дальше и отпустить прошлое…
— Вот только не нужно сентиментальностей, — громко фыркнув, убираю кувшин с водой обратно в холодильник.
— Тео. Я лишь прошу вести себя прилично!
— А я не хочу, чтобы в нашем доме появились бабы! Но кого это волнует, Ja?
Отец замолкает. В его голубых глазах вспыхивает искра грусти. Я вдруг осознаю, что давно не видел, чтобы отец был расстроен. Нет, я частенько вытворяю всякую дичь, но отец снисходительно к этому относится.
— Переоденься во что-то нормальное. Через полчаса мы выезжаем в аэропорт.
— Я никуда не поеду, — повторяю ему и иду в свою комнату.
Отец останавливает меня, схватив за запястье.
— Повторяю последний раз, — в его голосе слышится недовольство. — У тебя полчаса, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Ты все понял?
Стиснув зубы от распирающей меня злости, тем не менее киваю головой:
— Gut* (Хорошо).
Видимо, старик решил не оставлять мне другого выбора, а спорить с ним сейчас у меня попросту нет сил и желания.
Не оборачиваясь, поднимаюсь на второй этаж, шагая через ступеньку. Захожу в свою комнату и хлопаю дверью, закрыв ее изнутри.
И нахера я там нужен? Кому есть до меня дело? Никому. В голове вертится фраза отца “Ты подружишься с Лией. Она прекрасная девушка.”, но я даже не видел ее никогда в жизни. И мы с ней не общались. С чего вдруг он решил, что я с ней подружусь? Что она вообще “прекрасная девушка”?..
Мысль, что у меня к двадцати четырем годам появится сводная сестра, меня не утешала, а, напротив, лишь злила. Сняв с себя одежду, я направляюсь в душ. Наскоро его приняв, вытираюсь полотенцем и, почистив зубы, укладываю волосы.
Замираю и смотрю на себя в зеркало. Кудри мне достались от матери. Смольные завитушки игриво спускаются на широкий лоб, глаза цвета лазури выдают усталость. Чуть ближе подступаю к зеркалу и смотрю на отросшую за прошедшие сутки щетину. А, пофиг! Не буду бриться. Влом.
Закончив с укладкой, надеваю белую футболку, поверх накидываю кожаный бомбер. Натягиваю узкие темные джинсы, рваные на коленях, и удобные конверсы. Пару пшиков любимых духов, и я готов. Рассовываю по карманам новую пачку сигарет, эйр подс и айфон и спускаюсь по лестнице.
Отец спокойно сидит и пьет кофе. Солнечные лучи уже вовсю проникают в дом, очерчивая причудливые дорожки на полу и стенах, словно стараются дотянуться до мебели.
Сую руки в карман бомбера и медленно подхожу к отцу.
Критически осмотрев меня с головы до ног, он отпивает ароматный напиток из маленькой чашки.
— Опять ты свои бомжатские джинсы надел, — констатирует сухо.
— Да че тебе не нравится-то?
— То, что они драные.
— Могу поехать в трусах! — развожу руками, не вынимая их из карманов куртки, отчего лишь передергиваются мои плечи.
— Было бы намного лучше.
Закатываю глаза в надежде, что он это не всерьез.
— Я пойду в тачку, — бросаю ему и направляюсь к двери в гараж. Открываю переднюю дверь и занимаю на пассажирское кресло. Достаю эйр подс и включаю свой любимый плейлист. Откидываюсь на спинку сиденья, и, закрыв глаза, наслаждаюсь музыкой. Через какое-то время чувствую, как открывается водительская дверь, и батя садится за руль. Он натягивает на себя очки в черной оправе, и я замечаю, что отец взволнован.
Ведет себя как пацан перед первым свиданием. Ей-богу!
Мы выезжаем из гаража навстречу утреннему солнцу. Дороги совершенно свободны, поэтому добираемся до аэропорта Мюнхена за сорок минут. Заняв место на парковке, отец заглушает мотор и смотрится в зеркало, поправляя волосы. Фыркнув, я вылезаю из тачки и хлопаю дверцей. Через какую-то секунду отец проделывает тоже самое.
— Как я выгляжу? — говорит тот, щелкая по кнопке на брелоке сигнализации.
— Как кобель, что ждет встречи с телкой.
— Теодор! — грозно прикрикивает отец, явно недовольный моим высказыванием.
— Да нормально ты выглядишь, — закатив глаза, отвечаю то, что батя хотел услышать. — Расслабься.
— Ну
