Мальчики из Фоллз - Пенелопа Дуглас
Девушка проскальзывает мимо, а я остаюсь у порога, не спуская с мужчины глаз.
Скарсман подходит ко мне, берется за дверную ручку, взмахивает рукой.
— Входи.
Я разжимаю пальцы — дубинка выскальзывает из рукава, — напрягаю все мышцы и замахиваюсь. Сердце буквально выскакивает из груди, когда удар приходится Скарсману в плечо, отчего он падает на колени.
— Ах! — рычит хозяин клуба.
Твою мать.
Держа дубинку в одной руке, другой хватаю его за волосы и для пущего эффекта со всей силы бью коленом в лицо. Ногу пронзает резкая боль.
Ненавижу эту часть.
Крепче сжав пальцы, приподнимаю голову мужчины, наклоняюсь и говорю:
— Меня не посылают к тебе. Меня посылают ко всем.
Он хотел закрыть дверь далеко не из лучших побуждений. Меня с детства недооценивали, потому что я не мужчина. Порой мои оппоненты побеждали, но больше нет.
— Доставай деньги. — Я отбрасываю Скарсмана.
Он приземляется на четвереньки.
— Сейчас же, я серьезно! — кричу, пнув его.
Хозяин клуба подползает к своему столу, встает, роется в ящике, достает контейнер с мелкой наличностью. Как только он снимает крышку, я хватаю все, даже не пересчитывая.
— Черт бы тебя побрал, Аро! — сдавленно произносит Скарсман.
Вскидываю дубинку, сбиваю со стола лампу и прочее барахло. Скомкав купюры в кулаке, поднимаю их вверх.
— Не вынуждай меня снова тащиться в твой гадюшник ради этого. В следующий раз пришлешь Анхеля в гараж. Ты знаешь, что к чему.
Только он постоянно динамит нас с доставкой в надежде, что Хьюго просто забудет.
Я ухожу, намеренно не оборачиваясь, однако чувствую угрозу, как и на всех предыдущих объектах. Каждый шаг приближает меня к свободе.
Проходя мимо сцены, останавливаюсь около Сильвер, сую ей в руку несколько сотенных купюр и шепчу на ухо:
— Поделись с остальными, ладно?
Она ошарашенно смотрит на деньги — заслуженный бонус к тем грошам, которые им платит Скарсман, — и кивает.
— Спасибо. Ты в порядке?
Должно быть, Сильвер замечает мою тревогу.
Но я тоже киваю.
— Все хорошо.
С уверенностью, что девушка не оставит всю сумму себе, двигаюсь дальше. Сильвер в курсе — если не поделится с коллегами, я об этом узнаю.
Шмыгнув за занавес, прохожу в гримерку. Кто-то из девчонок пересчитывает чаевые, другие разговаривают, пишут эсэмэски или прихорашиваются.
Я вижу Вайолет Леон, сидящую перед зеркалом, и подхожу к ней. Она оборачивается, улыбаясь.
— Аро.
Наклонившись, целую Вайолет в щеку, после чего ощущаю, как ее губы прижимаются к моей щеке. Наверняка оставляя после себя смачный отпечаток фиолетовой помады.
— Оплати ему те уроки езды на мотобайке в подарок на день рождения, — говорю тихо, передав ей несколько банкнот.
Ее сыну девять. На протяжении нескольких лет я время от времени присматривала за ним, а Вайолет нянчила меня, когда я была маленькой. В сорок восемь она не планировала заводить еще одного ребенка, однако получила неожиданный сюрприз. И с младшим хлопот оказалось больше, чем с тремя старшими детьми.
Но он хороший мальчишка. Посещать занятия в «ДжейТи Рэйсинг» — его мечта.
Вайолет смотрит на деньги.
— Ты серьезно?
Я кладу оставшуюся выручку в карман.
— Аро, я не могу… — Вайолет качает головой.
— Еще как можешь, — отвечаю, выпрямившись.
Луису радости будет на целый год. Нам всем и так тяжело живется. Пусть хоть он повеселится.
Она улыбается; ее глаза наполняются слезами. На этом с меня хватит. Я разворачиваюсь, иду к черному ходу и распахиваю дверь.
Вдруг замешкавшись, оглядываюсь через плечо на двух детей, играющих на полу с конструктором. Их мать, вероятно, на сцене. Мой взгляд устремляется в сторону мотеля, расположенного у противоположного конца парковки. Кора Крейг выходит из номера, за ней следует дальнобойщик. Он направляется к своей машине, а она возвращается в клуб с деньгами в руке, на ходу поправляя одежду.
Когда женщина проходит мимо и останавливается, чтобы погладить по голове свою дочь, я отвожу взгляд.
На мгновение словно в прошлое возвращаюсь: мне снова пять, только я не играла с конструктором, а разукрашивала мелками книжку-раскраску с русалками.
Чувствуя, как желчь подступает к горлу, открываю рот и выбегаю наружу. Стальная дверь захлопывается за мной. Я прислоняюсь спиной к стопке палет, роняю дубинку и склоняю голову, стараясь дышать размеренно.
Мое тело дрожит. Втянуть воздух не получается, потому что от желания разрыдаться дерет в глотке. Слезы подступают к глазам.
Я ненавижу ее. Ненавижу эту жизнь.
Ненавижу все, что вижу.
Развернувшись, прислоняюсь к стене. Меня бросает в пот. Зажмуриваюсь, стараясь подавить приступ тошноты.
Но потом открываю глаза и смотрю вверх, где расстилается необъятное ночное небо, усеянное звездами. Я вижу Марс — сегодня он самый яркий на небосводе. Марс мне нравится больше остальных планет, потому что он самый доступный для нас. Когда-нибудь люди полетят туда. Может, кто-то из моих ровесников, и я буду наблюдать за этим в прямом эфире.
Вдыхая и выдыхая, представляю, будто небо тоже смотрит на меня, и мне хочется стать достойной внимания.
Кровь немного остывает. Я выпрямляюсь и расправляю плечи, успокоившись.
Это всегда помогает — смотреть вверх. Там есть лишь возможности. И вид никогда не бывает плохим.
Поворачиваюсь, чтобы двинуться к парковке, однако, заметив две фигуры впереди, резко останавливаюсь. Ко мне приближаются полицейские, мужчина и женщина. Судя по их довольным взглядам, они нашли именно то, что искали.
Черт.
— Вы вооружены? — спрашивает мужчина.
Медленно поднимаю руки, показывая, что они пусты. Дубинка до сих пор валяется на земле где-то позади меня.
— Нет, сэр.
— Выверните карманы.
Мои глаза опускаются к оружию в его кобуре. Женщина останавливается у него за спиной.
— Я не нахожу это уместным, сэр, — говорю, смягчив голос, хотя пульс зашкаливает.
Коп просто смеется. Наклонившись, он произносит шепотом:
— Я могу задержать тебя без предъявления обвинений на срок до сорока восьми часов. А еще могу обыскать.
Знаю. Однако все равно пытаюсь возразить:
— Мне некомфортно, и я не даю на это согласия, сэр. — Кажется, словно вместо денег у меня в кармане лежит футбольный мяч, что явно не ускользнет от их внимания. Там, наверное, несколько тысяч баксов. — Я могу идти?
— Нет.
Разумеется, нет. Но попробовать стоило.
Я не могу провести сорок восемь часов в камере.
— Хорошо, я даю согласие на обыск, сэр, — продолжаю, прокашлявшись.
Женщина делает шаг вперед, резко разворачивает меня, и я упираюсь ладонями в кирпичную стену. Она ощупывает мой торс, ноги, руки, вытряхивает все из карманов. Закрыв глаза, задерживаю дыхание; живот сводит от тошноты, когда перестаю ощущать тяжесть наличных.
Не