Полюбить Монстра - Маша Драч
Мама молча обнимала меня и нежно гладила по волосам, терпеливо дожидаясь, когда я приду в себя. Она никогда ни на меня, ни на Олю не наседала. Просто была рядом и не торопила. Я и сама уже мама, а всё равно вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. Наверное, так всегда бывает, когда попадаешь в объятия родителей.
Постепенно моя истерика начала ослабевать. В переносице всё еще жгло. Немного разболелась голова.
— Я дам обезболивающее, — мама поцеловала меня в макушку и отошла к кухонному шкафу. В одном из ящиков она всегда хранила небольшую аптечку.
Я высморкалась в бумажное полотенце и глубоко вздохнула. Кажется, мне стало чуть легче. Будто тяжесть негативных эмоций огромной лавиной сошла вниз, позволяя теперь дышать глубже и свободней
Выпив таблетку, я окунула ложку в уже чуть подстывший борщ. Есть совсем не хотелось. С момента ухода Юры прошло уже три дня. И все эти три дня я почти ничего не ела. Только пару раз выпила чай и съела одно печенье.
— Поешь хотя бы немного, — мягко попросила мама, садясь рядом.
Зачерпнув немного юшки, я почти поднесла ложку ко рту, но тут же снова окунула ее обратно в тарелку.
— Мам, мы с Юрой разводимся, — собравшись с силами, заявила я.
Удивления или шока во взгляде матери я не увидела. Думаю, она уже всё поняла в тот момент, когда я начала плакать, а возможно, даже раньше.
— Почему? — тихо спросила она, разглаживая складки на маленьком кухонном полотенце.
— Измена, — лаконично ответила я и оставила ложку в покое.
— Маречка, может, ты рубишь с плеча? — мама с сожалением посмотрела на меня.
— Не я, мам. Не я, — я покачала головой и взяв рулон, оторвала себе еще лист бумажного полотенца.
— А как же Нана?
— Не знаю, мам. Когда мы в последний раз говорили с Юрой… Он…
Я быстро вытерла слёзы и медленно сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.
— В общем, его уже давно от меня воротит и жить со мной он больше не хочет. Всё кончено, мам. Измена, о которой я узнала, только подвела черту.
— Ты их застала?
— Практически. Увидела в его телефоне.
— А кто она? Ты ее знаешь?
Я затаила дыхание. На данный момент я определенно не была готова рассказать матери правду. Я вообще никогда не любила жаловаться или ябедничать. С детства всегда такой была. То ли врожденная гордость, то ли воспитанность проявлялись таким образом. Не знаю.
— Знакомая, — соврала я, успокаивая свою совесть тем, что это ложь во благо.
Я не собиралась утаивать то, что в принципе невозможно скрыть. Раз уж Оле хватило смелости и наглости лечь под мужа родной младшей сестры, пусть это будет на ее совести. И пусть она всё рассказывает матери. На данный момент я ни видеть, ни слышать, ни говорить об Оле не хотела и не могла.
— Больно, дочечка, больно, — мама снова крепко обняла меня. — Но оно переболит, дочечка. Переболит. Перемелется и отпустит.
Я всегда восхищалась своей матерью. Она сильная женщина, потому что вместе с отцом воспитала нас. Работала за двоих, когда папу сократили. Поддерживала всех нас в любом нашем начинании. И никогда… Никогда не теряла самообладания и не падала духом даже в самые тяжелые моменты.
— Сейчас мне от этого совсем не легче, — созналась я. — Не знаю, что мне теперь делать.
— Жить, — мама посмотрела на меня и вытерла ладонью слезинку, застывшую на моей щеке. Она и сама едва сдерживалась, чтобы не заплакать. — У тебя растёт дочь. Ты еще так молода, Маречка.
Я знала, что мама просто поддержит меня. Не станет напирать или мучить расспросами. Она очень чуткий человек и остро улавливает эмоциональное состояние человека.
— Мне больно оттого, что моя семья… что я ее не сохранила, — выдохнула я.
— Вы ее не сохранили, Маречка. Вы. Никогда нет одного виноватого. Если Юра прямо заявил, что не хочет быть с тобой, значит просто отпусти. Так будет лучше. Да, это очень больно осознавать. Но еще больней продолжать жить с тем, кто тебя не любит. Не стоит принуждать друг друга. Тогда вы рискуете остаться врагами. А для ребенка нет ничего хуже, когда его родители враждуют.
— Да, ты, наверное, права, — я опустила голову.
— Всё пройдет, дочечка, — мама снова крепко-крепко обняла меня, прижав к своей груди.
— Я так устала, — призналась я. — Внутри всё болит. Ничего не хочу делать.
— Оставайся у нас. В одиночестве станешь себя накручивать и мучить. Я приготовлю что-нибудь особенное. Папа скоро с работы вернется. Пойдем вместе заберем Нану из садика. Что скажешь?
— Мне сейчас больше всего на свете хочется побыть именно в одиночестве. Прости.
— Не извиняйся, — строго ответила мама. — Я тебя прекрасно понимаю. В такие моменты хочется накрыться одеялом с головой, закрыть глаза и просто ничего не видеть, не слышать и не ощущать.
— Ты так говоришь, — я с тревогой посмотрела на маму, — будто и сама…
Она лишь молча кивнула мне.
— Как? Неужели…
На несколько секунд тяжелая ноющая боль в моей груди перестала так сильно пульсировать. С затаившимся во взгляде шоком, я продолжала смотреть на мать.
— А как ты думала? — она грустно улыбнулась. — Мы с вашим отцом больше двадцати лет вместе. Всякое бывало.
— Ты никогда об этом не рассказывала, — я высморкалась.
— А что здесь рассказывать? К тому же давно это было. Ты еще даже в школу не ходила, — мама смахнула со скатерти невидимые пылинки.
— Но как ты это пережила? — ошарашено спросила я.
— Всё пришло со временем. Мне было очень больно. Папа твой долго прощение вымаливал. Раскаивался. Себя он не оправдывал, но мне от этого легче тоже не становилось. Много думала о том, что именно я сделала не так. Мы прошли через это. Сохранили семью. Вместе. Если муж и жена стремятся в разные стороны, толку от совместной жизни уже не будет. К сожалению.
Боль
