Красные шипы - Рина Кент
Мои ноги застывают на месте, а глаза расширяются, готовясь к удару.
Но вместо мяча мое периферийное зрение улавливает вспышку движения, прежде чем в меня врезается твердое тело. И не просто какое-то тело. Тело футболиста, чье существование я годами пытался игнорировать.
И потерпела неудачу.
ГЛАВА 2
Наоми
Я падаю на землю. Или, скорее, мы оба делаем это в беспорядке конечностей, стонов и неловких прикосновений. Точнее, неуместных прикосновений.
Святой Иисус.
Пожалуйста, скажи мне, что я не коснулась пальцами его штуковины прямо сейчас. Я быстро убираю руку, пока он пытается слезть с меня, и это снова сбивает нас обоих с ног.
Но на этот раз он приклеился ко мне. Его разрезанное тело закрывало всю мою переднюю часть, а его обнаженная грудь касалась моей груди. Теперь я определенно трогаю его штучку — или, во всяком случае, мой живот. Мои щеки были бы пылающе-красными, если бы мои эмоции вышли на поверхность. Я никогда не думала, что буду чувствовать изгибы его тела так близко. По крайней мере, не в этой жизни.
Иисус.
Его живот такой же твердый, как земля у меня за спиной, только он достаточно мягкий, чтобы на нем можно было спать. Или потереться об него лицом. Или любое другое действие, которое включает в себя прикосновение к нему.
Он упирается ладонями в землю по обе стороны от моей головы и немного приподнимается. Его живот, бедра и эрекция все еще прижаты ко мне. Именно тогда я впервые вижу его полностью.
Себастьян Уивер.
Звездный квотербек.
Внук бывшего сенатора.
И опасный.
Это не только из-за его смертельно привлекательной внешности, честно говоря? Он мог бы быть самым красивым мужчиной, которого создал Бог. Ладно, в первой пятерке. Его лицо с таким же успехом могло быть вылеплено из гранита, со всеми шероховатыми краями и заранее определенными выражениями. Не в смысле серийного убийцы, а в смысле ‘привет, я твоя следующая фантазия’. Его острый подбородок и острый нос дополняют общее совершенство, которым Бог наделяет лишь некоторые из своих творений.
Однако его глаза рассказывают совершенно другую историю. Дело не только в их светло-зеленом цвете, напоминающем оттенок тропического моря, который я видела только на картинках. Но что в них самое поразительное, так это угасающий свет в их глубине, как будто он сошел с ума от дарованного ему превосходства. Или, может быть, он считает это бременем. Ну и дела, если его внешность тебе в тягость, мы можем поменяться.
Или нет.
Это сделало бы меня парнем, и мне пришлось бы терпеть команду поддержки.
Ладно, подожди. Неужели я действительно думаю о том, чтобы терпеть натиск чирлидерш, когда я в ловушке под телом Себастьяна?
При этом очень трудной. Нет, я не имею в виду, что его член твердый, хотя я думаю, что он становится твердым, но весь он, от груди до бедер и даже все его лицо. Его темно-песочно-светлые волосы падают на лоб, создавая мечтательный контраст с загорелой кожей и светлым цветом глаз. Глаза, которые сейчас прищуриваются на меня, как будто я совершил ошибку, просто существуя. — Двигайся, — говорит он своим слегка скрипучим голосом, который предназначен для того, чтобы шептать грязные вещи в темноте.
Или, может быть, на свету. Кого это волнует?
— Что?
— Либо ты меня услышала и прикидываешься дурой, либо у тебя проблемы со слухом. И на то, и на другое мне наплевать.
Моя небольшая фаза "поклонения у его алтаря, глазея на него" резко обрывается как от его слов, так и от их снисходительного тона.
Кем этот мудак себя возомнил? Он может быть немного привлекательным — ладно, много, неважно, — но это не дает ему права обращаться со мной как с грязью под ногами. Я не была рожден для этой должности. Я использую свой наполовину насмешливый, наполовину снобистский тон, который обычно использую, разговаривая с Брианной.
— Э-э, алло? Ты тот, кто прижимает меня к земле.
— Потому что ты обхватила мою ногу своей.
Я поднимаю голову и осматриваюсь вокруг, пока мой живот не начинает болеть от полуподнятого положения, и, конечно же, моя нога определенно обвивается вокруг его. И действительно ли его мышцы подергиваются под моими, или мне это мерещится?
Так держать, я. Один к нулю, Черные Дьяволы.
Но вместо того, чтобы вести себя как идиот, которому мой мозг велит мне подражать, я не отпускаю его.
— Это только из-за падения. Не бери идеи в свою извращенную голову.
— Может быть, ты та, у кого в голове закружились фантазии с тех пор, как мяч попал прямо туда.
Он улыбается, показывая мне свои идеальные белые зубы, и хотя это считается дружеским жестом, пустота, стоящая за ним, запрещает мне считать это таковым.
Я была хорошо осведомлена о репутации Себастьяна с тех пор, как перевелась сюда в выпускном классе средней школы. Нужно было быть слепой и одновременно жить под скалой, чтобы не узнать единственного внука сенатора Брайана Уивера и любимого квотербека Блэквуда.
Он — воплощение клише с его завораживающей всеамериканской внешностью, происхождением и мастерством. Все считают, что его дедушка готовит его к карьере политика, как только он закончит колледж, и что футбол — это всего лишь ступенька. НФЛ слишком мала для его амбиций и его будущего.
Но это не то, что я впервые заметила в Себастьяне. Дело было не в том, кем была его семья, во что он играл, и даже не в том, как он выглядел.
Это всегда были его глаза. То, как они приглушены, как сейчас, как будто он входит в роль. Он так хорошо играет в социальные игры, что я иногда завидую. Хотел бы я притворяться так же убедительно, как он. Хотел бы я улыбаться людям, когда все, чего я хочу, — это спрятаться.
— Каждый останется присвоим мнении — Он все еще улыбается, но больше не пытается скрыть фальшь. Это то, что делают люди, когда они сыты по горло. Они сбрасывают маски и позволяют проявиться своему истинному "я".
И прямо сейчас то, что он проецирует, полностью отличается от того, что он есть на самом деле.
— Так ты собираешься отпустить меня или предпочитаешь полапать меня еще немного?
Я рывком
