Мой босс – овен - Сандра Бушар
На секунду я задумалась над одной фразой, вырванной из контекста конкурентов: «Мы предлагаем вам вдвое больше размер первой партии по закупочной цене». Странно все это, словно неспроста. Ведь именно в этом было преткновение между Соболевым и китайцами. Они хотели развести нас на закупочную цену первой партии. Типа, как «проба товара». Да еще и в огромном ассортименте! Знать об этом мог только человек из узкого круга работников Соболева.
«Неужели у нас есть крыса?!», – озарило вдруг голову. Но не успела я осмыслить данную идею, как Соболев перекинул мое внимание на иную проблему:
– Знаете, Виктория, что я приготовил для вас? – и его карие глаза заблестели. Соболев был не нормальным человек, это было не к добру. Вжавшись в кресло, я под столом скрестила пальчики. – О, это будет самое жестокое наказание из всех возможных!
«Он тебя увольняет! – догадалась я, с трудом сдерживая рыдания. – С записью в трудовой и без зарплаты!».
В другом случае я бы равнодушно отнеслась к такой ситуации, но не сейчас, когда было попросту некуда возвращаться. Когда мой мужчина, возможно до сих пор, спит в обнимку с соседкой на нашей почти что брачной кровати.
«Придётся проситься назад!», – подумала я и тут же отсекла. «Нет, уж лучше на вокзале тогда жить.».
– Слушаю вас, – мой голос был обманчиво спокоен, лицо – маска равнодушия. Соболев оценил подобие стойкости и усмехнулся, качнув головой в бок. В его глазах явно читалось: «Странно, что не получилось сломать дух и вывести на эмоции!».
Возможно, я и выглядела хрупкой размазней, но на деле таковой не была.
– Первое: я вас не увольняю. Не доставлю такой радости конкурентам, подбирать за мной остатки. Они, наверняка, позовут вас к себе. И вы, на эмоциях, выпалите им все подробности нашей с китайцами сделки, – чем дальше говорил Соболев, тем шире становились мои глаза, пока вовсе не заболели. – Второе: я вас накажу так, что мало не покажется. Зарплату повышу, но завалю работой, божий свет забудете. Сразу говорите домашним, что улетаете в Сургут в командировку, где нет связи. Телефон у вас забираю, некогда.
– Это незаконно, – опрометчиво вырвалось из губ, на что получила самодовольную улыбочку.
– Что-то не нравится? Выход где – вы знаете. Заявление об увольнении я вам на три листа накатаю. – я многозначительно промолчала, опустив взгляд, и он довольно кивнул. Мол, того и следовало ожидать. Никуда я не денусь от него. – Вот ваша первая обязанность, Виктория: сейчас вы выходите в общий зал и говорите всем, что им урезана зарплата. Формулировка следующая: «Из-за меня, Виктории Степановны, босс вынужден был понизить ваш оклад.» А дальше все подробности. Если что-то скажите не так – увольняю.
По спине прошел холодок, и закружилась голова. Подобное сразу превращало меня в красную тряпку, делало персоной «нон град». А я только вчера начала налаживать связи.
– Может вы? – посмело мягко попросить я. – У вас-то там нет никого, с кем вы в хороших отношениях.
Я видела, как Соболев был недоволен моей формулировкой, но все же согласился:
– Вы правы, Виктория. Теперь и у вас не будет.
Ком застрял в горле, стало нечем дышать.
– За что? – только и вырвалось из дрожащих губ. – Я ведь сделала хорошую презентацию.
– Так вот надо было именно ее и демонстрировать, а не делать акцент на вишенках, – прошипел мужчина, а после резко поднялся с места и указал мне пальцем на дверь. – Живо, Виктория. У вас на все пятнадцать минут. После возвращайтесь ко мне.
– З-зачем? – в ожидании худшего я скривилась.
– Как «зачем»? – положа руку на сердце, притворно ахнул Соболев. – А все только начинается, Вика. Вы еще не все испытания прошли на свои красные вишенки.
Выходя их комнаты, я думала лишь над тем: «Не слишком ли фамильярно со мной общается босс? И что за игру он затеял?».
Глава 2
Вокруг я старалась не смотреть, но это не мешало ощущать себя белой вороной… Объектом всеобщей ненависти, целью нападок и нелицеприглядных обсуждений. Впервые за все время работы в компании Соболева высокая стойка, закрывающая меня с головой, не лишала чужого внимания.
Женщины, у которых дети, уже успели высказать мне, что я лишила их чада пропитания. Спрашивается, с кем их мелюзга была ночью, пока мамочка свою пятую точку сканировала?.. Мужчины в браке обвинили, мол их семьи умрут голодной смертью по моей вине. Вопрос оставался тот же – чего тогда ночью был не с ними, а с толпой пьяных неадекватных людей?
Искреннюю жалость у меня вызывали свободные мужчины и женщины, которым действительно не было на кого положиться. Они возмущались тише всех, но вот глаза блестели от чувства тревоги. Даже Оля, моя единственная подруга, смотрела на меня косо.
– Собираешь? – бухгалтерша подкралась из-за спины, и я вздрогнула испуганно, роняя коробку с вещами на пол.
– Прости, что? – говоря елейным тоном, я будто пыталась заглушить чувство вины.
– Ну, – пожав плечами, Оля из последних сил старалась выглядеть беспристрастной и не выражать явно свою ко мне неприязнь. Выходило плохо, – Соболев же тебя уволил, за такой жуткий прокол. А нас всего лишь зарплаты лишил. Да?
Закрыв глаза, я тихо взмолилась: «Спокойно, спокойно! Ты справишься!».
– Нет, – мой мягкий вкрадчивый голос дрогнул, как и левый глаз от напряжения. – Не уволил.
Бухгалтерша замерла в недоумении, подпирая руками бока. Сглотнув злость, она сквозь зубы выдохнула:
– Значит, на двадцать процентов зарплату понизил?
Никогда в жизни я не была изгоем в школе, вузе или на работе… И вот настал мой звездный час, когда каждая клеточка тела покалывала от обращенных ко мне взглядов негодования.
– Н-нет… – сглотнув ком, я робко поднялась со стула, чтобы коснуться предплечья подруги. Психологи говорят, что физический контакт располагает к собеседнику. Только вот Олю от моего прикосновения передернуло, и она отшатнулась назад, как он чумной. Обернувшись по сторонам, я увидела, как все в офисе бросили работу и, не скрывая того, подслушивают наш диалог.
– Что тогда он с тобой сделал? – настойчиво допрашивала Оля.
В глазах коллег читалось: «Пусть твоя участь будет хуже некуда!». Тяжело вздохнув, мне нечем было их порадовать. Опустив голову, я вынуждена была признаться:
– Соболев меня повысил и перевел в персональный кабинет.
Ахи возмущения, вздохи и охи стали такими громкими отовсюду, что я оглохла. Признаться, я совершенно не понимала логику поступков Николая Александровича, но спорить не решилась. После часа позора, вернулась к
