Наталия Рощина - Одержимость
– Она считает, что твоя семья недостойна ее появления в нашем доме? – Мама посмотрела на него с осуждением.
– Я сам не хочу приводить ее сюда.
– Мы позорим тебя. Мы мешаем тебе, – вздохнула мама.
– Ты же все понимаешь, мам. Мы договаривались не говорить об этом.
– Да, я помню. Только я очень хочу увидеть девушку, которую любит мой сын. Ты ведь любишь ее?
– Я очень люблю ее, мам, и хочу на ней жениться.
– Жениться? – испуганно выдохнула мама.
– Не завтра, – засмеялся он, – не завтра. – А про себя подумал, что ему нужно еще много потрудиться, чтобы поднять свои возможности до уровня потребностей Насти. Иначе «не завтра» превратится в «никогда».
– Хорошо, ну а рассказать мне о ней ты можешь?
– Что рассказывать? – Леонид задумался. – Она необыкновенная. Учится вместе с нами в параллельной группе. Я вас познакомлю. Поужинаем как-нибудь. Тогда ты все сама увидишь и все поймешь.
Он выполнил свое обещание. Правда, потом пожалел об этом. Мама категорически не приняла его выбор. С того вечера в их отношения вошла напряженность.
– Эта девушка не для тебя, Леня.
– Да? – Он наигранно засмеялся, хотя ему было не до смеха. – С чего бы это?
– Я вижу…
– Ты просто ревнуешь! – бросил Марков.
– Ты ей не нужен, сынок. Очень скоро ты сам в этом убедишься.
– Ты потеряла разум! – вспылил Леонид. – Перегар, которым ты постоянно дышишь, лишает тебя способности трезво мыслить.
– Ты обижаешь меня…
– Прости. Мне жаль, что я все это затеял. Давай считать, что никакого знакомства не было. Вам пока не придется общаться. По крайней мере, до того момента, как мы решим пожениться.
– О-о! Боюсь, это была моя первая и последняя встреча с этой девушкой, – грустно улыбнулась Елена Петровна. – И еще… Настя не выйдет за тебя. Она не из тех, кто долго и верно ждет.
Тогда слова мамы показались ему верхом несправедливости. Как она могла сказать такое? Всегда подчеркивала, что будет поддерживать сына во всем. Так оно и было до тех самых пор, пока в его жизни не появилась Настя. Было обидно, что его чистая, искренняя любовь стала причиной раздора с родным и близким человеком. Но с того момента, как мама посмела не доверять Насте, она перешла в стан тех, кто против него. Марков успокаивал себя, что очень скоро он докажет матери, как та ошибается. Он добьется успеха. Настя выйдет за него замуж, и они будут жить долго, счастливо. Он мужчина. Он позаботится об этом.
Отвечая на вопросы о Некрасове, Маша в первую очередь сказала бы, что он человек серьезный. Иногда она подшучивает над его фундаментальностью, но по-доброму, чаще для того, чтобы снять напряженность.
– Откуда с утра такая мрачность? – Маша выбралась из-под одеяла.
– Тебе показалось, – едва разомкнул челюсти Андрон. Самое время сказать «доброе утро», но он был не в состоянии добавить хоть слово.
– Тогда я еще посплю. – Некрасов никак не отреагировал на ее заявление. – И тебе советую, Андрюша. Такая рань! Спи, серьезный ты мой.
Андрон не стал спорить. Сколько себя помнит, он всегда был таким. Отец говорил, что Андрону нужно было родиться в королевской семье – из него получился бы отличный правитель: собранный, целеустремленный, волевой. Оценка отца была лестной, хотелось ей соответствовать. Андрон всегда подчеркивал, что с ним можно общаться как со взрослым. Он ответственно относился ко всему, за что брался. Отстаивал свое мнение. Никаких «потом», ничего начерно. Жил на предельных скоростях.
– Тебе не кажется, что он спешит жить? – с беспокойством замечала Настасья Сергеевна.
– Не вижу в этом ничего плохого. – Егор Васильевич был настроен оптимистично. – Мы с тобой научили его этому.
Некрасовых не коснулась проблема отцов и детей. Никаких трудностей переходного возраста они не пережили. Заслуга была обоюдная. Андрон всегда чувствовал себя взрослым. Родители не иронизировали по этому поводу. Им было совершенно очевидно, что их сын – необычный ребенок. Но создавать культ из этого обстоятельства Некрасовы не собирались.
Андрон рос в атмосфере здорового сочетания любви и строгости. Несмотря на достаток, его не баловали, не захваливали. Учили, что за каждое слово, за каждый поступок нужно отвечать, учили этому с самого детства. Внушали, что ему нужно быть лучшим во всем. Он просто обязан! Особенно в этом плане старался отец. У него на все случаи жизни находились примеры из его биографии. О том, как он с дядей Леней начинали с нуля, как рисковали, как работали сутками и наконец добились желаемого.
– Справедливости ради скажу, что без твоей мамы у меня ничего не получилось бы, – не забывал напомнить Егор Васильевич.
В глубине души Андрон всегда был уверен, что роль отца в становлении предприятия – наиглавнейшая. Но без такой верной, умной, преданной помощницы, как мама, и верного друга в лице школьного товарища Леонида Игнатьевича Маркова, отцу было бы гораздо труднее. Вот и ему, Андрону, нужна именно такая спутница и такой же преданный друг. Так и будет, потому что если чего-то очень сильно хочешь, это обязательно сбудется.
Сверстники Андрона были озабочены иными проблемами. Их желание заявить о себе выливалось в примитивную необходимость спорить, отрицать. Андрон скучал в их обществе. Не желая прослыть белой вороной, обманывал себя, пытаясь влиться в коллектив. Но мероприятия, забавы, устраиваемые его товарищами, казались ему верхом глупости и примитивизма. Тогда он изменил тактику. Андрон перестал приспосабливаться. Он решил всех вести за собой.
– Все в тебе классно, Андрон, – признавали однокурсники, – только вот отдыхать ты не умеешь. А это скорее недостаток, чем достоинство.
Некрасов не спорил. Все верно. Тратить время на пустые шалости казалось ему непростительной глупостью. Жизнь стремительно мчит его по укатанной, но извилистой дороге. Отдых – преступная роскошь. Позволить себе расслабиться можно только, сделав что-то в этой жизни. Достижения есть, но Андрон считал, что у него их немного. Придет время, и, оглянувшись назад, он почувствует удовлетворение, а пока нужно идти вперед. Никаких проволочек.
– У тебя все черное или белое, хорошо или плохо, – улыбались девчонки. – Так нельзя. Скучно.
Они знали, что ему наплевать на их мнение. Этот парень сам себе на уме. Он пропустит сказанное мимо ушей. Для него есть единственная правильная точка зрения – его собственная. Хотите – принимайте его таким. Не хотите – ему же лучше. Твердость характера и нравилась, и отталкивала одновременно.
